Великий физик XX века Лев Ландау, рассматривая физическую формулу прежде, чем проверить содержание ее вывода, нередко говорил так: "Эта формула настолько красива, что, вероятно, она правильна". Категория "правильность" на уровне фундаментального мышления в этих словах остается, как это и положено, доминирующей. У Эйнштейна математическое изящество приобретало даже гносеологический смысл, поскольку, по его мнению, красивая теория всегда наиболее правильно отражает действительный мир. Авиаконструктор Туполев оценивал самолет перед первым вылетом такими словами: "Красивая машина. Наверное, взлетит".
Прочтите теперь пятый стих Пушкина из серии "Подражания Корану". Пушкин живо интересовался текстами "Корана", а тему своего первого стиха из этой серии развил в знаменитом "Пророке", где дал свой алгоритм поэтического миропостроения, побудительной причиной которого служат слова "Духовной жаждою томим..." Пятый стих начинается со слов "Земля недвижна; неба своды, / Творец, поддержаны тобой..." Прочтите его полностью. К нему Пушкин сделал примечательный комментарий: "Плохая физика, но, зато, какая смелая поэзия!"
"Плохая физика", т.е. "неправильная" фундаментальная логика, как мы
видим, совсем не препятствие для поэзии. Поэт всегда прав и потому его стих
всегда всепозволительно бесстыден, и потому повторим вслед за Блоком: "
Прочитав пятый стих, мы могли бы добавить - какая красота! Но красота, над которой так много колдовали древние греки, а Достоевский в своей прозе для ее постижения ставил эксперименты на людях, проводя их по самым бесовским уголкам души, - красота, как и категории "правильность", "логичность", не является в поэзии конечной, желанной истиной. Поэтические мироздания - воздвигнуты ли они на дантовских кругах ада или озарены улыбкой Беатриче, выплывают ли из мглистого мрака и возносятся в небеса над золотыми куполами у Блока, блещут ли парадными снегами у Ахматовой или прорастают на баррикадах цветами зла Бодлера - одинаково нам влекомы прежде всего новыми откровениями и чувствами, доселе неизвестными или едва очерченными в нашем сознание, словно зыбкие тени на песчаном речном дне, которые непрерывно появляются и исчезают.
Все же философия значительно дальше от поэзии, чем поэзия от философии, и
причина такой асимметрии даже не в том, что философия обязана следовать
дорогами и тропинками всяческих логик под аккомпанемент непротиворечивости, но
скорее в инструментарии, которым располагают философы. Главным у философов
всегда был и будет остро заточенный скальпель для разделки и препарирования
природы и самого человека. Базаров в прозе Тургенева, разделывающий жаб и
пугающийся любви, - гениальный тому пример. Даже в философии ценностей они
остаются на ступени выяснения причин желаний, развивая при этом "биологическую
логику желаний" или занимаясь размышлениями о том, как "увеличивать сумму
удовлетворенности желаний, не нанося никому вреда" (Б. Рассел), вовсе не
замечая, что сам поэт, чтобы вдохнуть жизнь в сотворение мира, каждый раз при
написания стиха должен жертвовать своей, "
Н. Заболоцкий
Как мир меняется! И как я сам меняюсь
Лишь именем одним я называюсь, -
На самом деле то, что именуют мной, -
Не я один. Нас много. Я - живой.
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела!
...........................
Как все меняется! Что было раньше птицей
Теперь лежит написанной страницей;
Поэма шествовала медленным быком;
Мысль некогда была простым цветком;
А то, что было мною, то, быть может,
Опять растет и мир растений множит.
Вот так с трудом, пытаясь развивать
Как бы клубок какой-то сложной пряжи,
Вдруг и увидишь то, что должно называть
Бессмертием....
(1937 г.)
Спаси и сохрани от намерений философов шагнуть в сапогах своей "биологической логики" на эти строчки или на пушкинское "Я вас любил..."!