Что такое популизм?

Шмитт произвел роковой концептуальный разрыв между «настоящим» народом и эмпирическими результатами выборов или соцопросов: это тот самый разрыв, которым постоянно пользуются популисты, как я показал в предыдущей главе. Здесь уместно будет процитировать самого Шмитта, поскольку его взгляды помогают понять происходящие в последнее время многочисленные сдвиги к авторитаризму под прикрытием демократической риторики:

Единодушное мнение ста миллионов человек как частных лиц не есть ни воля народа, ни общественное мнение (offentliche Meinung). Воля народа точно так же и даже лучше может быть выражена возгласами, acclamatio, с очевидностью не встречающего противоречий существования, чем статистическим аппаратом, который вот уже полвека разрабатывается с таким мелочным тщанием. Чем сильнее демократическое чувство, тем яснее, что демократия есть нечто иное, нежели система регистрации отданных в тайне голосов. Перед лицом (не только в техническом, но и в витальном смысле) непосредственной демократии, парламент, возникший из либеральных размышлений, кажется искусственным механизмом, тогда как диктаторские и цезаристские методы не только могут поддерживаться acclamatio народа, но и быть непосредственным выражением демократической субстанции и силы[88].

Критики предполагаемой гегемонии либерализма в мире после 1989 г. – и, прежде всего, левый теоретик Шанталь Муфф – утверждают, что «рационалистическое» либеральное мышление отрицает внутренне присущие демократии конфликт и разногласия. А социал-демократические партии отказались от идеи создать реальную альтернативу неолиберализму; их приверженность «Третьему пути» усиливает у избирателей чувство, что им предлагают «выборы без выбора» (или, как выразилась Муфф в одном интервью, выбор между «Кокой» и «Пепси»). Как утверждает Муфф, такое сходство политических партий и их навязчивое стремление к консенсусу – якобы обнаруживаемое в демократических теориях Джона Ролза и Юргена Хабермаса – привели к появлению сильных антилиберальных движений, прежде всего, правого популизма.

Помимо таких дебатов в политической теории, «либерализм» – во всяком случае в Европе, в США это не так – стал синонимом ничем не сдерживаемого капитализма; так же как и в США, он превратился в обозначение максимальной свободы частной жизни. После финансового кризиса новая волна самопровозглашенных анти либералов использовала двусмысленное звучание слова «на букву “Л”», чтобы обосновать иное представление о демократии. Эрдоган, опираясь на традиционную исламскую нравственность, стал позиционировать себя как «консервативного демократа». Орбан в провокационной речи 2014 г. заявил о проекте создания «нелиберального государства». Недавно, во время кризиса с беженцами, венгерский лидер заявил, что эпоха того, что он назвал «либеральной болтовней», в Европе закончилась и что остальной континент в конце концов придет к такому же, как у него, «христианскому и национальному» видению политики[89]. «Нелиберализм» здесь одновременно противостоит как неограниченному капитализму, где всегда побеждает сильнейший, так и правам меньшинств, таких как гомосексуалы. Нелиберализм – это ограничения как в сфере рынка, так и в сфере нравственности.