Читаем Что такое жизнь? полностью

Однако не абсурдно ли полагать, что процесс эволюции должен относиться непосредственно к сознанию, несмотря на его чрезмерную медлительность в сравнении не только с краткостью человеческой жизни, но даже с историческими эпохами? Разве эволюция не протекает незаметно?

Нет. Согласно нашим прежним рассуждениям, это не так. Мы признали связь сознания с физиологическими процессами, которые до сих пор трансформируются под влиянием взаимодействия с изменяющейся окружающей средой. Более того, мы решили, что осознанными являются лишь модификации на стадии обучения и позднее они станут наследуемой, хорошо изученной и бессознательной собственностью вида. Вкратце, феномен сознания лежит в зоне действия эволюции. Этот мир озаряется в процессе развития, создания новых форм. Области стагнации ускользают от сознания и могут проявляться только посредством взаимодействия с эволюционирующими областями.

Соответственно, сознание и разлад с собственным «я» неразделимо связаны, хотя и должны быть соразмерны друг другу. Это звучит как парадокс, однако он подтвержден мудрецами. Люди, для которых мир озарял необычно яркий свет сознания и которые словом и делом изменяли и формировали произведение искусства, что мы зовем человечеством, своими речами и книгами, а то и своими жизнями свидетельствовали о том, что внутренний разлад терзал их сильнее всего прочего. Пусть это послужит утешением тому, кто также от него страдает. Без этого разлада мы не добились бы ничего.

Прошу, не поймите меня неправильно. Я ученый, а не моралист. Не думайте, будто я сторонник идеи, что стремление нашего вида к некой высшей цели является действенным мотивом для распространения морального кодекса. Этого не может быть, поскольку данная цель является бескорыстной, а следовательно, ее принятие уже предполагает добродетель. Подобно всем прочим, я не могу объяснить «долженствование» императива Канта. Закон этики в простейшем общем виде (будь бескорыстен!) является общепринятым фактом: он существует, и с ним согласно даже подавляющее большинство тех, кто не слишком часто следует ему. Я считаю загадочное существование данного закона свидетельством того, что мы находимся в начале пути биологического превращения эгоиста в альтруиста, человеческого существа в социальное животное. Для одинокого животного эгоизм – преимущество, позволяющее виду сохраниться и стать лучше; для любого сообщества эгоизм – разрушительное зло. Животное, приступающее к строительству общества, но не сдерживающее свой эгоизм, гибнет. Филогенетически более древние общественные животные, такие как пчелы, муравьи и термиты, полностью отказались от эгоизма. Тем не менее среди них процветает национальный эгоизм, или национализм. Если рабочая пчела по ошибке залетит в чужой улей, ее мгновенно убьют.

Судя по всему, нечто в человеке ступило на путь, который нельзя назвать непроторенным. В случае первой модификации четкие следы второй в том же направлении становятся заметны задолго до полного завершения первой. Хотя мы по-прежнему являемся эгоистами, многие из нас начинают видеть в национализме зло, от которого также следует отказаться. Здесь, пожалуй, проявляется нечто странное. Второй шаг, прекращение войн, может быть ускорен фактом, что первый еще далек до завершения, а потому эгоистичные мотивы по-прежнему правят бал. Каждый из нас боится ужасных новых орудий агрессии, а следовательно, желает мира среди народов. Будь мы пчелами, муравьями или спартанскими воинами, не ведавшими страха и считавшими трусость величайшим позором, войны бы продолжались бесконечно. Но, к счастью, мы лишь люди – и трусы.

Лично мне размышления и выводы этой главы кажутся старыми; им более тридцати лет. Я никогда о них не забывал, но всерьез опасался, что их отвергнут, поскольку они будто бы основаны на «наследовании приобретенных признаков», иными словами – ламаркизме. С ним мы мириться не собираемся. Но даже отвергая наследование приобретенных признаков, а значит, принимая теорию эволюции Дарвина, мы видим, что поведение отдельных особей оказывает немаловажное влияние на ход эволюции вида, и это выглядит неким псевдоламаркизмом. Данная ситуация объясняется и разрешается – благодаря авторитету Джулиана Хаксли[51] – в следующей главе, которая, однако, была написана ради другого вопроса, а не только ради подкрепления вышеизложенных идей.

<p>Глава 2</p><p>Будущее понимания<a l:href="#n52" type="note">[52]</a></p>Биологический тупик?
Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе
История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе

Откуда в нашем восприятии появилась сама идея единого Бога?Как менялись представления человека о Боге?Какими чертами наделили Его три мировые религии единобожия – иудаизм, христианство и ислам?Какое влияние оказали эти три религии друг на друга?Известный историк религии, англичанка Карен Армстронг наделена редкостными достоинствами: завидной ученостью и блистательным даром говорить просто о сложном. Она сотворила настоящее чудо: охватила в одной книге всю историю единобожия – от Авраама до наших дней, от античной философии, средневекового мистицизма, духовных исканий Возрождения и Реформации вплоть до скептицизма современной эпохи.3-е издание.

Карен Армстронг

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература