Что там, за поворотом?

Выпили по очереди: водку — Пузырь и Гвоздь, пиво — Репа и Витя.

Пиво Вите не понравилось — горькое. Но скоро странно зажглось в животе, стало весело, захотелось есть. И Витя с аппетитом ел хлеб с луком, жевал толстый кусок колбасы, обчищал яичко. Все было необыкновенно вкусно.

— Пожрать огольцы умеют,— сказал Гвоздь.

— Для того и живем, — откликнулся Пузырь, — чтобы пожрать и... — Дальше пошла грязная ругань.

Витя почувствовал, что неудержимо краснеет.

— Прямо красная девица, — сказал Гвоздь, но без злобы и насмешки, а, скорее, с удивлением.

— Ничего, — быстро, возбужденно заговорил Пузырь, пристально, не мигая разглядывая Витю. — Жизнь обломает. Она, голуба, всех учит. Верно, Репа?

Репа промолчал, и лицо его постепенно становилось хмурым.

— Всех учит, — продолжал Пузырь и теперь уже не смотрел на Витю, а быстро, странно моргал, дыхание его участилось. — А чему она нас учит, а? — Теперь он опять уставился на Витю.

— Не знаю... — прошептал мальчик.

— Вот! Не знает! — торжественно сказал Пузырь. — И я не знаю. Знаю одно: все мура, бред собачий... Вранье одно. Еще знаю: раз живем, после меня... Да провались все пропадом! Мы сейчас живем и свое урвем у них, словами от нас не отгородятся. Гуляем, корешата! Гвоздь, налей!

Пузырь выпил почти полный стакан водки, не стал закусывать, лицо его налилось кровью, глаза подкатились под лоб, тик стал дергать уголок левого глаза.

— Не надо, Пузырь, — тихо сказал Гвоздь.

Но Пузырь не слышал его — он вдруг вскочил и заорал страшным, дурным голосом:

— Всех ненавижу! Всех! Начальников толстомордых ненавижу! Оперов! Всех! Убью!.. — Он заметался среди молодых березок и был похож на страшного лохматого зверя. — Деревца понасадили! Красоту разводят! А сами...

Пузырь захлебнулся словами и стал вырывать березу из земли. Затрещали сучья, вверх взметнулась земля, мелькнули корни. Поверженная березка упала в траву...

Пузырь кинулся на вторую березу, но она была постарше, не поддавалась, гнулась, стонала.

— Всех разнесу!.. Всех!.. — задыхался Пузырь.

Все произошло так быстро, что Витя не успел даже испугаться, понять, что происходит. Только сердце учащенно забухало в груди, и он про себя сказал с мольбой: «Мама!»

— Безобразие! — послышались голоса где-то совсем рядом.

— Хулиганы проклятые! Фашисты!

— Держите их!

В березах замелькали фигуры людей. Послышался милицейский свисток.

— Срываемся! — крикнул Гвоздь.

И ноги уже несли Витю через кусты и высокую траву, вслед за Репой, куда-то напролом, и, однако, он успел увидеть, как сразу же после крика Гвоздя опомнился Пузырь, собранно бежал огромными шажищами в заросли боярышника, мелькнуло его потное лицо, и на этом лице Витя увидел злорадство...

Наверно, еще никогда Витя не бегал с такой ураганной скоростью. Мальчики остановились на краю молодого парка, у кольца трамвая, и долго не могли отдышаться.

— Зачем он так? — спросил, наконец, Витя.

— А я знаю? — Репа говорил спокойно. — Чокнутый. Как перепьет, вот на него и накатывает.

— Ты не ходи к ним больше...— Витя чувствовал, что все в нем мелко дрожит. — Это же... не люди.

Репа промолчал, и лицо его было непроницаемо.

Между тем круглые часы, которые висели на столбе у трамвайной остановки, показывали десять минут четвертого.

— Репа! — ахнул Витя. — У меня же еще столько дел! И подарок Зое...

— У меня тоже дел хватает, — сказал Репа. — Поехали.

В трамвае Витя передал Репе свою пятерку. Репа молча, без церемоний взял ее, сказал с легким смущением:

— В долгу не останусь.

Витя промолчал. Он не мог говорить, плохо соображал — он был потрясен происшедшим.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой появляется Зоя Чернышева, а вместе с ней и другие

На день рождения Зои Витя опоздал.

Когда он с толчка вернулся домой, все валилось у него из рук. Витя никак не мог сосредоточиться: он видел Пузыря, вырывающего березку, ощущал свой бег через кусты и траву, и мысли его путались.

«Нет, нет, — думал мальчик, — это не люди. Дай им волю, и они все уничтожат вокруг себя. И вот они живут среди нас... И я попал к ним... И Репа? И Репа с ними?»

Кроме того, задержали покупки по маминой записке, прогулка с Альтом (он прямо обскулился). На дворе Альта обуял телячий восторг: прыгал, носился, сбил с ног какую-то старушку, так что чуть не возник скандал. Вообще у Альта характер очень неуравновешенный; Витин папа говорит, что он шизофреник. Надо же, собака — и пожалуйста: шизофреник!

Всякие дела по хозяйству Витя хотя и наспех, но успел сделать. Очень много времени ушло на покупку подарка для Зои. Оказывается, ужасно это сложно — купить подарок для своей одноклассницы, когда той исполняется тринадцать лет. При этом необходимо учесть, что какой-нибудь ерундой Зою Чернышеву не удивишь — ее отец коммерческий директор кондитерской фирмы «Чайка» и, между прочим, очень любит подтрунивать.

Выбирать подарок помогал Репа. Исходили, наверно, сто магазинов, но ничего стоящего не попадалось. Внезапно Репу осенило:

— Ты говорил, на море они едут?

— Едут, а что? — спросил Витя.