Мы направились к Сент-Хелиеру. Если точнее, ехали мы в Штаб-Квартиру Платной Полиции, расположившуюся на улице, непостижимо называемой «Руж-Буйон»[160]
. Целью нашей полагалось осуществить сделку весьма тонкого свойства со старшим офицером, рекомендованным нам за свое благоразумие нашим крепышом-сентениром.Совесть моя оставалась чиста почти полтора года, но все равно, вступая в эту «гадиловку», я пережил мгновение тревоги; тревога вскоре, должен заметить, рассеялась дружеской любезностью, явленной нам со всех сторон, — и наручники у них на поясах едва звякали. Учтиво отклонив изобильные пропозиции испить чаю, мы в конечном итоге оказались в кабинете упомянутого старшего офицера. Я с первого взгляда определил, что передо мною честный человек: натренированный глаз мой оценил его костюм в £ 40 и датировал пятилетней давностью. Бесчестные полицейские всего мира могут таить свою преступную добычу в глубочайших криптах самого Цюриха, но от мохеровых материй и обуви ручной работы отказаться не в силах. Experto crede.
Его ноздри учтиво дернулись.
— Мой друг полоскал, — сказал Сэм. — У него болит горло.
— Не повезло, — посочувствовал старший офицер Джорджу.
— Не я; он, — ответил тот, грубо тыча.
— А. Ну что ж, чем могу служить? Это же насчет изнасилований, я понимаю?
Мимолетно глянув на остальных, я принял на себя бремя рупора. Старшему офицеру пришлись по вкусу наши умозаключения касательно мотивов насильника и его избирательности, и он кое-что у себя пометил. Объяснил, как вся его деятельность ограничивается протоколом взаимодействия Платной и Почетной Полиций — последнюю, судя по всему, он довольно-таки одобрял.
— Очевидно, — сказал он, — что, нельзя обойтись без каких-то трений и раздражения, это естественно между профессионалами и любителями, но мы никогда не смогли бы следить за порядком в сельских районах так, как это удается им: у них там чуть ли не целая Тайная Служба, а их спорые разбирательства с мелкими правонарушениями экономят нам огромное количество времени и сил. Всякий раз, когда кому-то из моих офицеров приходится давать показания в суде, я должен перекраивать все наше расписание, будь оно клято, нарядов, понимаете? Но в дела прихода я вмешиваться не могу, пока не попросят: это как Скотланд-Ярд не может прислать своих людей на убийство в деревне, пока местные ищейки не признаются, что зашли в тупик. Предварительно затоптав все улики, — огорченно добавил он.
Затем я рассказал о наших предполагаемых милицейских бдениях — тщательно опустив любые упоминания о первой неудачной попытке. Чело его слегка помрачнело, но он признал, что и это — не его дело.
— Если, конечно, — подчеркнул он, — среди вас не окажется глупца, прихватившего с собой оружие в такую экспедицию.
В ужасе от одного такого допущения мы воздели руки.
После чего я довел до его сведения истинную цель нашего визита: что мы собираемся грядущей ночью предпринять и чего бы хотели в этой связи от него. Сначала он расхохотался, затем нахмурился, затем несколько побагровел и возвысил голос. Не могу на голубом глазу утверждать, что он неистовствовал, но покапризничал все же изрядно. Я лишь беспощадно упирал на логичность нашего плана, пустячность вреда, который он может принести, вероятное профилактическое воздействие, желание Почетной Полиции нам помогать, если подключится и он, а также лавры, кои снищет его ведомство. Наконец он все резоны узрел — ибо не вполне был лишен воображения. Но на одном тем не менее зациклился: ему требовались более весомые гарантии от убытков. Ведь речь идет, в конце концов, о его личной карьере, вы же понимаете.
Вот здесь меня и удивил Джордж — хотя не впервые.
— Можно телефон? — спросил он. — Спасибо. Алло? Нет, не секретаря, спасибо. Нет, и не адъютанта. Просто скажите, что это Джордж Брейкспир и это срочно. Что? А, привет, Свинтус, прости, что разбудил, ха ха; слушай, помнишь, я тебе рассказывал, что мы думаем испробовать одну чепуховину? Ну вот, Маккабрей привез сюда человека, который хорошо разбирается в подобной ерунде, и мы уже, считай, выдвинулись, да только начальник сыскной полиции вполне естественно хочет получить добро совсем уж сверху. Поговори с ним, а?
Тот поговорил. Начальник не вполне встал по стойке смирно, хотя у нас сложилось впечатление, что, будь он один, так бы непременно и сделал. С его стороны беседа состояла из семнадцати «есть, сэр», восьми «разумеется, сэр» и трех «благодарю вас, сэр». После чего он повесил трубку и сурово посмотрел на нас.
— Что ж, — сказал он, — ваш друг, похоже, согласен со мной: в смысле того, что вы предлагаете, здесь можно кой-чего устроить. — Мы не спускали серьезности с физиономий. Далее перешли к боевым приказам, стали связываться по телефону с «коннетаблями» и прочей публикой, утрясать графики.
— Превыше всего, — сказал я, когда мы уже стояли в дверях, — проследите, чтобы ваши люди не пытались арестовать крупного некрасивого мужчину по имени Джок. Во-первых, он их серьезно искалечит, а во-вторых, о нашей договоренности он ничего не знает.
— А мы договорились?