Позже на встрече с моим терапевтом я плакала от стыда. У меня не было сил собирать гуманитарную помощь, как это делала моя сестра, мне было страшно ходить на митинги; единственное, что я могла делать – жить свою обычную жизнь, писать книгу, загружать свое время танцами, телесной терапией, лекциями и мультиками, чтобы не оставалось сил на любую другую деятельность. Я вела телеграмм-канал, где чуть больше трех сотен человек читали мои аккуратные посты о том, как сохранять равновесие и эмоциональное состояние. Делала встречи друзей, звонила и писала всем, кому могла, убирала квартиру несколько раз в неделю и каждый день ходила в больницу. Мне казалось важным сейчас привести свое физическое и ментальное здоровье в максимальный порядок, чтобы быть в ресурсе, когда это потребуется.
Терапевт давала новые практики – любящей доброты, радикального принятия и хвалила за то, что я продолжаю несмотря ни на что держать чистоту, еще и Ми с собой в это затащила. Мы смеялись с ним, что не вовремя решили завязать с веществами, но факт в том, что они еще больше расшатывают нервную систему, поэтому мы сделали лучший выбор. Отвлекали себя всем, чем могли: пошли на занятия по пилону, стояли на гвоздях, ходили по музеям, готовились эвакуироваться в деревню на огороды, если будут перебои с едой. Я мало и плохо спала, много читала, и делала какие-то совершенно нелогичные вещи, такие как например поехать выпивать в бар со своим бывшим стажером, где мне уже накладно.
Один из главных вопросов, который задала мне Ульяна, а до этого еще несколько человек, собираюсь ли я уезжать. Проведя несколько предыдущих дней в лимбе этих рассуждений, я пришла к выводу, что останусь, несмотря на наличие даркона[90]
. У меня были две ветки причин: одна персональная, другая – основанная на предыдущем опыте эмиграции.Моей жизни и безопасности в моменте ничего не угрожало.
Казалось, что я нахожусь в максимальном отдалении от серьезных проблем, потому что пребываю в иллюзии о нерушимости Москвы. В моем представлении это всегда что-то абсолютно нерушимое, защищенное и спокойное. Меня мало волновали слухи о перебоях с товарами и едой, потому что я уже знала, что такое жизнь на минималках. Все необходимое – больница, магазины, парки – были в пешей доступности, и я уже настолько привыкла редко выезжать куда-то, что без усилия вряд ли бы оказалась в зоне любых активных действий.Я была на эмоциях.
Несмотря на то, что 60 % моих усилий было направлено на поддержание психологической стабильности, я все же была не в себе. Иногда тревога брала верх, и я попадала в руминацию, из которой потом мучительно выбиралась. Любые радикальные и энергозатратные решения – а переезд является именно таким – были бы обречены на провал, так как происходили бы из слабой позиции страха и неуверенности.Мои родители никогда бы со мной не поехали.
Я просто не смогла представить себе ситуацию, где я оставляю их в этом хаосе и бегу. А что если я не смогу вернуться? А что если им потребуется помощь? Я единственный ребенок в семье, кроме меня у них никого нет, и это моя зона ответственности. Ну, а взять их за шкирку и устроить принудительную эвакуацию я также не способна из-за причин, описанных в предыдущем пункте.