Что упало, то пропало

При виде нас он вскочил на ноги, энергично пожал нам руки, приговаривая себе под нос: «Хорошо, хорошо, отлично». Стэндлинг оказался дежурным адвокатом в тот вечер, когда Эйлсе предъявили обвинение, и во время большинства наших встреч у меня создавалось ощущение, что ее дело (убийство!) для него большое событие. Вскоре после ее ареста я заметила его перед отделением полиции, он разговаривал по телефону, расхаживая взад и вперед. Гламурные адвокаты уже кружили рядом, как пираньи. С Эйлсой он воплощение вежливости и сдержанности, как и положено юристу, но когда я проходила мимо него, то услышала, как он шипит в трубку: «Пытаюсь отогнать этих уродов», и это произвело на меня впечатление. Решение Эйлсы и дальше пользоваться его услугами объяснялось в основном финансами. Его контора располагалась за мрачным зданием давно закрытого магазина без вывески в районе Клэпхем-Джанкшен, ну и расценки были соответствующие. Но я рада, что у него была и личная заинтересованность.

Этим утром он провел нас через современную стеклянную дверь в высокое здание из красного кирпича, мы поднялись на второй этаж по лестнице с синей ковровой дорожкой. Мы ждали в приемной с выкрашенными в серый стенами, она чем-то напоминала приемную стоматолога, только журналы тут были похуже («Новый юридический журнал»). Наконец в арочном проеме появился и замер высокий худощавый мужчина с крючковатым носом и редеющей шевелюрой. Видимо, это и был Роберт Грейнджер, королевский адвокат. Стэндлинг сказал про него: «Номер один в моем списке, если речь идет об убийстве».

Эйлса уже с ним встречалась, и он поприветствовал ее со сдержанной профессиональной вежливостью, словно директор школы, который встречает родителей, пришедших с жалобой. Он пожал руку Стэндлингу, потом повернулся ко мне и прямо спросил:

– А вы кто?

– Это Верити Бакстер, соседка, у которой сейчас проживает миссис Тилсон.

Грейнджер очень внимательно меня осмотрел.

– Вы не являетесь свидетельницей? – уточнил он.

– Нет. Я дала показания, но это мало помогло.

Непроизвольно я потянулась рукой к затылку, чтобы пригладить волосы – я мыла голову сегодня утром, но вода была холодная, и голова до сих пор казалась мне липкой от мыла. Я поправила очки, поплотнее прижав клейкую ленту, которой были примотаны дужки с обеих сторон. Я протянула ему руку, но он свою не подал, тогда я решила сунуть ее в карман, который оказался набит всякой ерундой.

– На всякий случай, – прищурился он, – вы не та соседка, которая давала показания в пользу обвинения?

Стэндлинг сделал маленький шажок вперед и ударился ногой о низкий столик, на котором лежали журналы.

– Это был сосед через улицу, Эндрю Доусон. Верити – друг семьи, но в тот вечер ее не было дома.

– Паб-квиз, – пояснила я, – каждую среду.

Грейнджер кивнул.

– Хорошо. Вы же понимаете, что мне нужно было удостовериться. Ни мне, ни миссис Тилсон не стоит встречаться с важными свидетелями.

– Из меня свидетель неважный. – За этой шуткой я пыталась скрыть свое расстройство из-за того, что не была свидетельницей. – Я вообще не знала, что Том в стране. Он должен был уехать.

– Да, хорошо, – перебил Грейнджер. – Если не возражаете, подождите здесь, миссис Тилсон скоро вернется.

Они втроем покинули приемную и прошли в кабинет. Дверь решительно захлопнулась, но время от времени слышался голос Грейнджера – общий гул и редкие восклицания. Я уловила фразы «Это очень важно» и «Я хотел бы внести ясность», а потом что-то типа «Боже праведный». Очевидно, если вам приходится выступать в суде, то голос, который хорошо слышно, это преимущество. Но мне показалось, что он слишком много говорит для человека, которому в данном случае платят за то, чтобы слушал.

Я сидела в одиночестве в черном кожаном кресле, держа в руках принесенную с собой бутылку воды. На карнизе за окном неподвижно сидела огромная белая чайка. В помещении пахло несвежим цикорием. Это особенный запах, я его помню со времен работы в муниципалитете, где в кофемашине заваривали и цикорий. Если слишком быстро забрать стаканчик, пара капель попадала на горячую поверхность, и тогда слышалось шипение и сразу же разносился этот неприятный запах. Сквозь дверной проем я заметила женщину в черной мантии и молодого мужчину с аккуратной бородкой, они обсуждали какой-то криминальный сериал, основанный на реальных событиях. Он поймал мой взгляд и спросил:

– Вам что-нибудь принести? Нет. Хорошо. – Потом он добавил: – Ваша сестра скоро вернется.

Моя сестра. Я подумала о тех временах, когда ждала Фейт: на улице, когда она устраивалась на свою первую работу в местную парикмахерскую, – ей было шестнадцать лет (я сама ее причесала перед тем, как она туда вошла); на стуле в банке, когда она открывала свой первый счет; в фойе центра, где она сдавала экзамен по теории вождения. Тогда я не понимала, что помогала ей, что каждое ожидание было шагом к ее побегу.

– Эйлса мне не сестра, – сказала я, но мужчина уже ушел.