Что упало, то пропало

Я ждала весь день. Я не очень верю в интуицию, но именно с этим днем у меня ассоциируется нарастающее чувство страха, глубокая тревога, копошащаяся и грызущая в грудной клетке. Я решила для себя, что не буду ей ничего говорить про Тома, – пришла к выводу, что тут Фред прав, – но мне требовалось увидеть Эйлсу, чтобы убедиться, что это верное решение. Пока я ее ждала, чувствовала себя бесполезной. Сжимала кулаки, хрустела пальцами. Казалось, что дом мне отвечает – протекающий и гниющий, я чувствовала какую-то неприятную сладость в горле. Гора пластиковых пакетов, собранных за прошлую неделю, ожила на жаре – они слегка шевелились и перемещались. Когда я подвинула стакан для пишущих принадлежностей, из-под него вылезла двухвостка. Моди скребла лапами, стараясь что-то достать из-под дивана. Мне показалось, что за стеной послышался топот.

Я достала ключ из жестяной банки, в которую его спрятала, и отправилась наверх в комнату Фейт. Замком давно не пользовались, ключ заскрежетал и застрял. Я подергала дверь, и наконец, мне все-таки удалось повернуть ключ до конца, замок щелкнул. Я увидела несколько сантиметров отклеившихся обоев, а потом дверь зацепилась за складку ковра. Я толкнула ее сильнее, но она не сдвинулась. Мне пришлось бы опуститься на колени и просунуть руку, чтобы расправить ковер. Секунду я раздумывала, потом закрыла дверь, заперла и опустила ключ в карман.

Мамина комната все еще была забита до отказа. На туалетном столике лежали разнообразные побрякушки, клетчатый халат висел на крючке на двери, на подушке лежала теплая ночная рубашка кремового цвета. На полках многочисленные безделушки, целая армия детских игрушек, горы брошенных вещей. Я взяла в руки пыльного льва и заметила на нем длинный светлый волос, который запутался в искусственном мехе, – тонкая нить длиной в сорок сантиметров, вроде бы хрупкая, но сохранившаяся, несмотря на все прошедшие годы. На волос упал солнечный луч, и он словно засиял у меня в руке. У меня снова сжалось сердце от одиночества и отчаяния.

Дело близилось к пяти вечера, когда позвонили в дверь. Часы томительного ожидания тут же были забыты. С неприличной поспешностью я бросилась открывать.

На пороге стоял Том. Его волосы были растрепаны, а на щеке виднелась царапина. Он уже собирался развернуться и уйти.

– Передайте Эйлсе, что я дома, – попросил он. – Заехал всего на полчаса, и нам нужно поговорить. Вечером меня опять не будет – встреча с клиентом.

– Эйлсы здесь нет.

Он медленно повернулся, пока не оказался лицом к лицу со мной. Осторожно потер царапину на щеке.

– Мне казалось, что она собиралась провести у вас весь день. Я думал, что ей, наконец, удалось добраться до источника этого отвратительного запаха.

Лицо у него было серым и усталым, и даже немного жалким. На секунду я даже ему посочувствовала, но потом вспомнила его пьяные объятья с Далилой и расплавила плечи.

– Ее здесь нет, – повторила я.

Секунду-другую он стоял с полузакрытыми глазами. Потом кивнул.

– Хорошо. Да. Ну что ж. – Он поднял обе руки к голове, расставив локти в стороны. У меня создалось впечатление, что ему хотелось занять как можно больше места. – Но послушайте, с меня хватит. Так больше не может продолжаться. – Он развел руками так, словно в них раздувался шар. – Эта вонь. Она проникает сквозь стены. – Он сморщился в отвращении. – Я попытался найти объяснения. Думаю, что это сухая гниль – гниение дерева из-за грибка.

Я хотела закрыть дверь. Том сделал шаг вперед.

– Вам стало хуже, а не лучше, – заявил он. – Вы больны. Все усилия Эйлсы ни к чему не привели. Я о том… Что это? – Он показал пальцем и стал говорить громче: – Откуда это? Что это?

Я не ответила.

Кстати, это была барабанная сушилка для одежды, которую я нашла у железной дороги, когда возвращалась после встречи с Фредом.

– Пустите меня в дом. – Он сделал еще один шаг ко мне, возвышаясь на крыльце. – Я хочу посмотреть, что происходит.

– Нет.

– Я подам на вас жалобу в муниципалитет. Я добьюсь вашего выселения, если другого способа нет. Вы представляете опасность для общества.

Я дрожала, но мне удалось закрыть дверь и навалиться на нее всем весом.

– Последний шанс, – сказал Том.

В тот вечер я прислушивалась еще более внимательно. Доносились лишь шорохи. Кто-то играл на пианино (Беа?). Дверь захлопнули слишком громко (Мелисса?). Тихие голоса Тома и Эйлсы. По большей части, мертвая тишина, прерываемая только звуками отодвигаемых стульев в кухне, звоном посуды и чьим-то редким покашливанием.

Я была уверена, что на следующее утро раздвину занавески и увижу, как на меня смотрит клерк из муниципалитета. Может, бледное лицо луноликого Адриана.