Что увидела Кассандра

Когда мы были маленькие, мы дрались: щипались, пинались, давали друг другу пощечины, Лейси вообще кусалась. Когда она пыталась меня ударить, я прижимала ей руки к бокам, и тогда она начинала выть: «Хватит! Хватит! Прекрати!»

«Больше не будешь меня бить?» – спрашивала я. Лейси сжимала зубы, шипела и дергалась всем телом из стороны в сторону. Когда я отпускала ее, руки взлетали к моей груди, только чтобы снова быть пойманными, пока мне не надоедало – тогда я заканчивала поединок пощечиной. В этих драках я поняла, что значит быть крупнее противника.

Однажды летом, когда ей было восемь, а мне десять, мы дрались – не помню уже из-за чего, но знаю, что я это прекратила, потому что помню, как Лейси лежит на полу и рыдает, пока я пытаюсь ее успокоить. Отец был в подвале. «Тс-с-с-с, – говорила я. – С тобой все окей. Все в порядке». Конечно же, он нас услышал. Сейчас я понимаю, что, наверное, он всегда нас слышал, но в этот раз он зачем-то крикнул: «Девочки! Спускайтесь сюда сию секунду!» с той самой интонацией, которая означала: вот теперь вы в полном дерьме. Мы на цыпочках спустились в подвал. Он сидел за плотницким столом, нагнувшись над куском дерева, который однажды повторит уже готовую подставку под книги: оленя, выпрыгивающего из травы, будто что-то его напугало. Отец пил пиво, по радио шел репортаж с игры «Твинс»[26].

Он не сразу обратил на нас внимание, заставил ждать, пока Лейси не выкрикнула: «Она меня ударила», а я в ответ сказала: «Я не виновата».

«Заткнитесь обе». Он повернулся к нам, показывая горлышком бутылки сначала на меня, потом на нее. Когда наш отец злился, он любил выдержать театральную паузу. Его тишина была страшнее крика, страх ожидания – хуже всего остального. Мы уже видели, как он, подбирая в голове нужные слова, захлопывает ящички стола с такой силой, что мог бы разбить посуду. Он выдержал долгую паузу, настолько долгую, что я испугалась, подумав: он ждет, что мы что-то скажем, – а тут будет плохо, что ни говори.

«Сестры друг на друга не стучат, – сказал он. – Поднимитесь наверх и помиритесь. Никогда больше не хочу слышать, как вы деретесь. Усекли?» Мы кивнули. «Сестра у каждой из вас только одна», – сказал он, и мы надеялись услышать что-нибудь еще: что он скучает по своему старшему брату, нашему дяде, которого мы редко видели, – человеку еще более загадочному, чем наш отец. Нам нравилось представлять несбыточное: дядя однажды приедет к нам домой с женой и детьми, и выходные станут шумными, а папа счастливым. Но отец склонился обратно к столу. Нож подцепил кусочек дерева, появилось что-то похожее на оленье ухо. «Не проебите свою удачу. Не всем так повезло, как вам двоим».

Когда мы поднялись по лестнице и отец нас уже не видел, Лейси вложила мне в руку свою ладонь. Мы вышли на улицу и сыграли в нашу любимую игру – сбежавших из приюта принцесс-воительниц. Обычно я притворялась, что уже слишком большая для этого, но не в тот день. Мы гуляли по нашему переулку, спасая друг друга из кустовых тюрем и прячась от взгляда дракона (терьера миссис Хендрик, который сидел в окне и тявкал на всех, кого только видел), а потом зажглись фонари и нам пришлось вернуться домой.

Готовимся идти в паб, ночь так и звенит от возможностей. Это чувствуют все, а прекращение дождя кажется почти благословением. Мы с Лейси взбудоражены; хихикаем и нюхаем свои подмышки, чистим щеки влажными салфетками и делим на двоих остатки консилера. Мы загорели во время наших путешествий, и консилер оставляет под подбородками еле заметные персиковые луны, которые мы пытаемся размазать пальцами и слюной. Когда Реба заходит в комнату, мы в лифчиках, и Лейси пищит, притворяясь, что ей стыдно, пока я притворяюсь, что мне нет. Она спрашивает, не хочет ли Реба к нам присоединиться.

Реба только улыбается.

– Я уложу вас спать, когда вернетесь, – говорит она.

– Мы будем скучать, – говорит Лейси. Не знаю, дело в погоде, разделенном M&M’s или в том, как мы здесь и сейчас так далеко от дома, – почти наше собственное рукотворное чудо – но я достаточно счастлива, чтобы почти искренне кивнуть в ответ на эти слова.

Патрик и Лео идут с нами, Лео подшучивает, что без них мы пропадем. Мимо хостела проходит только одна дорога, широкая и грязная, мы поворачиваем налево и спускаемся к порту Килронана. Потеряться невозможно, пропустить паб – тоже, он всего в километре, желтая вывеска и ничего больше, кроме полей по обе стороны. Внутри мы садимся за небольшой столик на четверых, и Патрик идет купить нам выпивку. Позади нас, на стене, висит реклама «Гиннесса»: «Гиннесс – это хорошо для вас!» – говорит большой, предположительно нетрезвый мультяшный тукан. Мы выпиваем по первому пиву, Лео идет к бару и заказывает еще. В десять свет выключают, луч бьет в дискошар, ирландский фолк сменяет Дайана Росс.