О том, что не выдумки это, а вполне вероятный сценарий, Август стал догадываться раньше – после того, как Павел Петрович отдалил от себя Ростопчина – главного члена Коллегии иностранных дел, верного человека и надежного друга. Попал в опалу Федор Васильевич. Сумел-таки Пален оболгать действительного тайного советника, невесть какие небылицы наплел царю, а тот поверил. По Петербургу тут же начали ходить разные анекдоты про графа Ростопчина.
Да что там про графа! Про самого царя столько анекдотов в столице рассказывают. И все эти истории искажены злобою.
Вот совсем недавно распустили злостный слух, будто во время тяжелой болезни одного из детей своих, когда, казалось, всякая надежда почти исчезла, император нашел себе утешение в том, что придумал церемониал для погребения ребенка. Так хотели посмеяться над страстью государя к публичным торжествам. Однако страсть сия никому не делает вреда. А вот многие славные дела государя, которые стараются и не замечать вовсе или сознательно искажают их сущность, приносят только пользу стране и всему российскому народу.
Слава Богу, ребенок поправился, но у недругов нет ничего святого, даже такую деликатную тему не обошли вниманием.
Создается впечатление, что насмешки над государем стали ежедневным занятием петербургского общества. Все, что делает император, подвергают осмеянию. Недвусмысленно сравнивают деяния матушки Екатерины и Павла Петровича. И даже по такому поводу, как окончание строительства Исаакиевского собора, и тут сочинили эпиграмму и прибили листок с нею прямо к церкви: «Се памятник двух царств, обоим им приличный: низ мраморный, а верх кирпичный». А все потому, что Екатерина начала строить собор из мрамора, а Павел приказал экономить государственные средства и докончить его из кирпича.
Еще карикатуру сочинили, на которой император был представлен в полной форме, в мундире, усеянном вензелями Фридриха Второго, а на голове было написано – Павел Первый. Высмеяли даже такую малость, как некоторое преувеличенное поклонение русского государя всему, что делал прусский король Фридрих. Август – подданный Пруссии – не видел ничего плохого в том, что Павел Петрович выражает свое уважительное отношение к прусскому монарху. Кому это мешает?
Видимо, все эти истории, пасквили и анекдоты для того и распространяют, чтобы мнение народное подготовить, что, мол, плохой у нас царь, чуть ли не сумасшедший, не будет ничего страшного, если ему на смену придет молодой цесаревич.
Какие-то слухи, конечно, доходят и до императора. Потому и стал государь подозрительным и раздражительным, что еще больше настраивало против него высшие классы общества. А ведь Павел Петрович только и имеет одно желание – делать добро и поступать справедливо.
Коцебу уже давно заметил, что все интриги против государя, анекдоты, песенки, карикатуры распространялись все стремительнее по мере того, как во внешних сношениях менялся курс Российской империи и улучшались отношения Санкт-Петербурга с Парижем: меж официальными лицами, меж Его Императорским Величеством и первым консулом Франции велась активная переписка, налаживались дипломатические связи. В начале года был отменен запрет на торговлю с Францией.
А вот с Лондоном отношения день ото дня становились все хуже. Потому еще в декабре прошлого года вышел указ об изъятии всех английских товаров из лавок и магазинов в обеих столицах, а также был наложен запрет на любой экспорт из России в Англию. А ведь Россия – главный поставщик леса для английского флота!
Во Франции, после падения режима Директории и наделения Наполеона Бонапарта властью (нужно сказать, что власть первого консула была, по истине, неограниченной, можно сказать, диктаторской, с огромными полномочиями) также наметился поворот в сторону России. У Павла Петровича и Бонапарта появились совместные планы.
Коцебу знал о миссии, с которой был отправлен в конце прошлого года во Францию состоявший на российской службе шведский подданный Георг Магнус фон Спренгпортен. Он ехал в Париж для обсуждения вопросов, касающихся освобождения русских пленных, однако его полномочия были гораздо шире.
Спренгпортену, по инструкции графа Ростопчина, который активно убеждал государя сменить внешний курс с Англии на Францию и обратить свое внимание на Наполеона Бонапарта, предписывалось «выразить первому консулу благодарность Его Императорского Величества и готовность русского государя идти навстречу добрым начинаниям и содействовать сближению обеих держав, которым, по занимаемому ими положению, надлежит жить в добром согласии, и союзные отношения которых могли бы оказать решающее влияние на водворение порядка во всей остальной Европе». Спренгпортен старался исправно выполнять поручение и слал в Петербург донесения, из которых видно, что такой разворот России в сторону Франции в Париже воспринимают положительно.
О настроениях же французского общества говорят, например, исполненные на представлении оперы Андре Гретри «Петр Великий» и ставшие чрезвычайно популярными такие куплеты:
Европу могут ожидать, увы,
Злокозненные перемены,