Что в имени твоем, Байкал

Курумчинцы занимались также скотоводством, особенно разведением лошадей, и земледелием, в том числе орошаемым. Определенное место в их хозяйстве занимали рыболовство и охота. Курумчинцы обрабатывали кости и рога, изготовляя из них украшения, наконечники стрел, псалии, накладки на луки, колчаны. Накладки колчанов обычно орнаментировались резьбой, которая затиралась черной краской, т. е. как бы инкрустировалась. У курумчинцев было развито и керамическое производство, хотя изготовляемые ими сосуды не отличались особым качеством.

Курумчинцы вели полуоседлый образ жизни. Какую-то часть года они жили в городищах, представлявших собой четырехугольные поселения, обнесенные с трех сторон валами и рвами и ограниченные с четвертой стороны обрывистыми склонами. Иногда стены городищ выкладывались из камня.

Кроме стоянок, поселений и городищ, известны курыканские могильники, подробно охарактеризованные И. В. Асеевым.

Остатки стены курыканского городища на Ольхоне (мыс Шэбэтэ). Фото М. Папшева.

Еще более века назад Н. Н. Агапитов открыл по западному берегу Байкала каменные стены. Спустя полвека П. П. Хороших отметил также сторожевые вышки на мысах Хатырхей, Хальтэ, на горах Сахюртэ, Мухортэ, Имыл-галдаш (последняя открыта в 1880 г. И. Д. Черским). Предназначение каменных стен, сооруженных на гористых мысах рядом с Байкалом, представляется во многом загадочным. Выяснить их предназначение было целью специального исследования Э. Р. Рыгдылона. Он склонился к мнению о том, что это были стойбища-убежища более или менее оседлых скотоводов и охотников. Сооружение каменных стен он датировал VI–X вв.

Высоким был и уровень культуры курумчинцев. Об этом можно судить по наскальным рисункам-писаницам, результаты изучения которых описаны А. П. Окладниковым^{132}. Среди наскальных рисунков встречаются рунические надписи. В Прибайкалье найдено восемь древних надписей на древнетюркском языке, выполненных орхоно-енисейским руническим письмом. Именно на основе этих надписей был сделан вывод о тюркском происхождении курумчинцев. Однако этот вывод не бесспорен. Дело в том, что текстов пока найдено очень мало. Это короткие надписи, в одну-две строки, в строке несколько слов, а порою даже отдельные знаки. Часть надписей не поддается прочтению или не может быть представлена связным текстом. По мнению Э. Р. Рыгдылона и П. П. Хороших, в рунических надписях обнаруживаются не только якутские и хакасские языковые элементы, но и элементы бурятского языка^{133}.

Курыканский всадник (из старинных рукописей).

Курыканские надписи на скалах и каменных плитах городища на горе Манхай, реке Kуда (уменьшено).

Раскопки курумчинских поселений и могильников показывают большое сходство материальной культуры курумчинцев с культурой поздних якутов — в металлургии железа, в кузнечном деле, в производстве керамики, в погребальных обрядах^{134}. Эти факты имеют существенное значение в решении вопроса этногенеза якутского народа. Курумчинцы оказали решающее влияние на формирование якутской народности. Вместе с тем среди курумчинских захоронений обнаруживаются могильные погребения иного типа, принадлежавшие монгольским племенам, проникшим на Селенгу, Ангу, в верховья Лены с востока. Монгольские поселенцы сохранили степной образ жизни, о чем говорят их каменные писаницы, где широко зафиксированы различные способы охоты, в том числе коллективные, облавные, проводившиеся в степях. Поселенцы многое заимствовали у курумчинцев — у них возникли зачатки земледелия, они переняли культовое представление о священных скалах с писаницами, горах, о духах-хозяевах крупных рек. Исследование человеческого черепа из могильника на острове Ольхон антропологом Н. Н. Мамоновой показало, что он по физическому типу является монголоидным, близким к современному бурятскому типу. Таким же по типу оказался восстановленный по черепу М. М. Герасимовым облик средневекового поселенца Ольхона. Проникновение монгольских племен в мир курумчинцев-тюрок происходило в X–XI вв. Во взаимодействии этих племен с курумчинцами начала формироваться новая народность — бурятская.

Облик курыкана, реконструированный М. М. Герасимовым. Из книги И. В. Асеева «Прибайкалье в средние века».