Что за чертовщина

На этом я просто выскочила из здания, уже не в силах держать себя в руках. Я все никак не могла перестать проматывать в голове недавнюю ссору. И раз за разом проговаривала мысленно все то, что я могла бы или должна была бы сказать, чтобы как-то унять готовящийся взрыв. И так я до сих пор и размышляю об этом, забравшись обратно в холодную, остывшую без Уилла постель и оставив себя без согревающей воскресным утром выпивки. Чью сторону мне надо было принять? И что я могла сделать, чтобы остановить это их отвратительное словоизвержение друг на друга, а потом еще и на меня. Женщина на парковке, куда я прибежала, спросила, все ли со мной в порядке и не надо ли ей кого-либо мне вызвать. Наверняка она решила, что я порядком перепила (что, в общем-то, и было на самом деле), а я в ответ лишь мотала головой с текущими по лицу ручьями и думала о том, что единственные люди, которых она могла бы мне позвать, – это как раз те, что только что в ярости ушли со свадьбы, бросив меня там одну. Человек, из-за которого я терпела все это дерьмо, просто наорал на меня и ушел. Звонить Уиллу, чтобы он приехал меня забрать, казалось, был далеко не лучший момент – тем более после столь долгого молчания между нами. А брат – я это знала точно – даже и трубку не возьмет.

В итоге я поехала домой на автобусе одна и все плакала, глядя в окошко на дождь. У меня даже возникло ощущение, будто я в каком-то фильме, и это дало мне хоть мало-мальское, но утешение.

А потом была долгая и муторная рабочая неделя, полная тоски и одиночества, когда я не могла уснуть ночами, чувствуя себя в полном ничтожестве. Уилл вообще едва показывался дома, вечно бывая то на работе, то в спортзале – как, собственно, и сейчас. Я больше чем уверена, что он намеренно избегает меня, и все свои слезы я оставляю на те часы, когда остаюсь одна. Это, на самом деле, многое говорит о наших нынешних взаимоотношениях, потому что и Рекс уже заметил, что у меня «какой-то несчастный вид». В пятницу даже предложил мне откусить от его батончика «Yorkie». Но тут же сказал, что, пожалуй, все же делать этого не стоит, поскольку ему совсем не хочется подцепить от меня бацилл хандры обычных смертных.

Хотя все равно это было очень мило с его стороны.

Один раз я даже попыталась пообщаться с Лорен и Джоэли. Во вторник вечером я позвонила Лорен на мобильный, и мне ответила ее милая молоденькая без пяти минут золовка Симона. Она явно была не на шутку перепугана и громким напряженным голосом мне сообщила, что Лорен не может подойти к телефону, потому что она в душе. Потом где-то вдалеке хлопнула дверь, и девушка торопливо зашептала в трубку:

– Прости, Лайла, она еще слишком злится, чтобы с тобою говорить. Может, просто дать ей небольшой тайм-аут, хотя бы в несколько дней? Уверена, она вскоре отойдет. Все у вас, девчонки, будет хорошо. Вы такие славные подруги! Все между вами утрясется, я уверена.

Ей?! Тайм-аут?! Серьезно? Мы тут не в дешевом американском ситкоме! Что еще за глупость такая?!

Злость и обида из-за столь унизительного отказа терзала меня все следующие дни. Я уже бесилась сама на себя за эту попытку сделать шаг навстречу. Зачем вообще я стала ей звонить?! Я-то ведь ничего плохого не сделала. Я же вообще ничего не сделала, разве не так? Я просто стояла на той удивительной индийской свадьбе – невинный, безучастный наблюдатель разгорающегося скандала. И все, что они там вывалили словесно друг на друга, вовсе не моих рук дело, верно?

– Верно, Сири?

– Извини, Лайла, мне непонятен твой вопрос.

– И хрен с тобою, Сири.

Я сделала еще одну попытку помириться – на этот раз с Джоэли, – послав ей в Ватсапе сообщение с просьбой обо всем поговорить. Но мне тут же пришел ответ, что данный пользователь меня заблокировал. Ах, надо же, какой театральный жест!

Понемногу досада и злость улеглись, и теперь, после недели молчания – ибо ни одна из них никак себя не проявила, – я, если честно, просто чувствую себя разбитой. Разбитой, несчастной, измученной и… как-то это пережившей.