Честно говоря, в самой глубине души (или не совсем уж в глубине) она всегда считала, что ее родная семья ниже по положению, чем семья Ника. Семейство Лав проживало в восточных пригородах. «Я почти и не бывала за мостом», — как-то раз призналась Алисе мать Ника. Иногда по пятницам она отправлялась в оперу, точно так же как мать Алисы иногда заглядывала на благотворительные лотереи в церковном дворе (и, бывало, выигрывала поднос для мяса или корзинку для фруктов). Семейство Лав знало людей. Важных людей — уровня члена парламента, актрис, докторов, юристов, носителей известных фамилий. Все они принадлежали к Англиканской церкви и показывались на богослужении лишь в Рождество, воспринимая его как маленькое приятное событие. Ник с сестрами учились в частных школах, а потом в Сиднейском университете. Они знали адреса всех лучших баров и шикарных ресторанов. Они в некотором смысле были хозяевами Сиднея.
А семейство Алисы обосновалось на простецком северо-западе, где жили веселые католики, менеджеры среднего звена, дипломированные бухгалтеры и нотариусы по операциям с недвижимостью. Мать Алисы тоже редко бывала за мостом, но это только потому, что она совсем не знала города.
Настоящим событием была даже поездка на пригородном поезде. Алиса с Элизабет учились в ближайшей католической женской школе, выпускницы которой становились самое большее сиделками и учительницами, но не врачами и не юристами. Каждое воскресенье они ходили к мессе: ребятишки играли на гитаре, собравшиеся пели тонкими нестройными голосами, следя за словами по листку, который крепился на стене прямо над головой священника, а свет из витражных окон отражался от его очков. Алиса часто думала, что было бы гораздо выгоднее родиться в респектабельных западных пригородах. Вот тогда бы из нее выросла самая настоящая крутая девушка с запада. Может быть, она бы сделала татуировку на лодыжке. Или если бы ее родители были иммигрантами и говорили с акцентом, Алиса знала бы два языка, а ее мать делала бы домашнюю пасту. А были они обыкновеннейшей, самой обычной семьей из пригорода. Такой же обыкновенной, как хлопья «Витбикс».
Как вдруг на горизонте появился Ник и заставил ее почувствовать себя интересной и экзотической.
— Вот любопытно: в чем ты исповедуешься? — как-то спросил он ее. — Тебе можно это рассказывать?
Он рассматривал снимки, на которых Алиса была изображена в форме католической школы — длинная юбка в складку, — и шептал ей на ухо: «Ох, как же я тебя сейчас хочу!» Он сидел на диване в цветочек, рядом стоял квадратный коричневый журнальный столик (самый большой из всех их журнальных столиков), покрытый вышитой салфеткой. Ник жевал толсто намазанную маслом булочку с ярко-розовой глазурью, пил чай и спрашивал: «А дом какого года постройки?» Как будто их хибара красного кирпича заслуживала такого уважительного отношения. «Шестьдесят пятого, — отвечала Барб. — Мы за него пять сотен отдали». Алиса впервые об этом услышала! Ник сделал их дому историю. Он согласно кивал, отпускал замечания об установке света и был точно таким же, как за антикварным столом в доме своей матери, где он ел инжир, козий сыр и пил шампанское. У Алисы голова кружилась от обожания.
— А мы будем сидеть с папой, когда он будет здесь? — спросила Оливия, повиснув на рукаве у Алисы. — Вы будете сидеть вместе? Так что я буду танцевать, а вы будете говорить друг другу: «О, какая милая у нас дочка! Как мы ею гордимся!»
На Оливии было трико, балетная пачка и пуанты: она готовилась идти на сцену. Алиса загримировала ее своей косметикой, хотя та все твердила: «Мало! Мало!»
— Ну конечно, мы будем сидеть вместе, — сказала Алиса.
— Оливия, ты самый стеснительный человек в мире, — заявила Мадисон.
— Ничего она не стеснительная, — возразила Элла, прижав Оливию к себе, и потянула за вырез темно-красного топа Мадисон с длинными рукавами. — Этот топ классно на тебе выглядит. Я знала, что он тебе пойдет.
— Мой любимый, — яростно произнесла Мадисон. — Только вот мама его так редко стирает!
Алиса смотрела, как Элла смотрит на Мадисон, и видела, как смягчалось ее лицо. Казалось, что сестра Ника любила детей Алисы. И, судя по тому, как Билли не оставлял попыток залезть в сумку Алисы и найти там свои любимые карамельки, она тоже любила этого маленького мальчика. Они с Эллой были тетками по отношению к детям друг друга, и от этого Алиса ощущала огромную симпатию к ней.
— Ты стала такой красивой, такой элегантной, — сказала Алиса Элле.
— Шутишь? — напряглась Элла.
— Тетя Элла, мама сегодня может показаться немножко чудной, — пояснил Том. — Она сильно повредила голову. Я тут распечатал кое-что из Интернета, так что почитай, если хочешь. К вашему сведению. Так говорят, когда хотят кому-то что-то сказать.
— Папочка, милый! — закричала Оливия.