Что же тут сложного?

В самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которая весит на девять фунтов больше нужного за неделю до встречи выпускников. Я была совершенно не готова предстать перед кавалерами моей юности в образе стареющей хрычовки. А ведь когда-то при удачном освещении я могла сойти за Николь Кидман, теперь же смахиваю скорее на миссис Даутфайр[46]. Разве не клялась я себе, что подойду к этому эпохальному событию как взрослый, зрелый человек, который принимает свои тело и личность такими, какими они стали к сорока девяти, без малого пятидесяти годам? В расцвете сил, гордая победительница, пусть и потрепанная приливами, отливами и водоворотами судьбы. Что уж скрывать, меня не перепутать с той розовощекой девицей, что так взволнованно глядит с фотографии первого курса, и волновалась она не зря. Эта дурацкая стрижка “под пажа”, которую сделал ей Деннис из районной социальной службы, – якобы “под леди Диану”. Очень приблизительное сходство. С этой стрижкой я походила на средневекового менестреля. Никогда не доверяйте парикмахеру по имени Деннис с севера Англии, тем более если он произносит свое имя как “Дени”. Как в песне “Блонди”[47].

В общем, я-то полагала, будто готова к встрече выпускников. Готова увидеть тех, кого не видела четверть века, – боже мой, это же больше, чем было мне, когда мы познакомились. В конце концов, я хорошо сохранилась. (Что за жуткая фразочка. Сохранилась как что? Как маринованный лук? Как рыба? Можно ли сохранить молодость, точно спелые ягоды, чтобы не сгнили?) У меня новая работа, старый дом “с большим потенциалом”, двое детей-подростков, причем не в тюрьме, и счастливый брак. Ну хорошо, просто брак. Если разобраться, у кого он счастливый? В общем, все у меня было в порядке. Пока я не попыталась влезть в платье.

Знаете, как бывает, когда рассчитываешь, что то или иное платье или костюм поможет пережить событие, которого боишься? Когда я только устроилась работать в Сити, то тратила все деньги на дизайнерские вещи в “Фенвике”, и оно того стоило. Моя броня от “Армани”. По утрам я надевала этот костюм, точно рыцарь перед турниром. Темно-синяя ткань – кажется, джерси – была мягкой, однако скроен костюм был отлично, подчеркивал талию, но при этом защищал как спереди, так и сзади. В нем я чувствовала себя неуязвимой, что было очень кстати, учитывая, сколько ругани приходилось выслушивать от коллег-мужчин в начале карьеры. Выбросить этот костюм не поднималась рука. Так что когда какой-то благотворительный фонд “Одежда и надежда” попросил руководительниц нашей фирмы пожертвовать одежду для тех, кто хочет вернуться к работе после перерыва, я отдала свой темно-синий костюм. Было приятно думать, что он волшебным образом защитит еще какую-нибудь испуганную девицу, которой нужно выглядеть бесстрашной.

Тогда мне и в голову не могло прийти, что однажды я и сама превращусь в обеспокоенную женщину, которая пытается вернуться на работу. Вот он, цикл жизни.

Одежда способна творить чудеса, вот почему я так тщательно выбирала наряд для встречи выпускников – то самое изумрудное платье, на которое я потратила кучу денег перед недавней свадьбой Кэнди в “Хэмптонсе”. Ричард тогда наотрез отказался идти. “Приду на следующую”, – заявил он. Ему не очень-то нравится отношение Кэнди к жизни и мужьям – “чем больше, тем лучше”.

В моем возрасте уже требуется помощь, чтобы здесь поднять, там разделить, не говоря уже о том, чтобы кое-что подать вперед. Изумрудное платье было для меня Изамбардом Кингдомом Брюнелем[48] среди платьев, чудом проектирования и строительства. Оно убирало мою грудь и живот туда, где они находились четверть века назад.

По меньшей мере двое бывших моих парней, которые должны были прийти на встречу выпускников, видели меня голой в восемьдесят третьем – восемьдесят шестом годах. И мне хотелось, чтобы моя грудь обреталась примерно там же, где они ее застали.

Я отдала изумрудное платье в химчистку “Пять звезд” в Ислингтоне, где одежду отпаривают и чистят вручную, и оно нефритово переливалось в полиэтиленовом коконе на двери шкафа. Я была готова к встрече, еще как! А потом примерила платье.

Скрипя зубами, замок продвинулся по молнии на дюйм вверх, но не сумел преодолеть складку пониже талии, кенгуриную сумку, от которой после вторых родов я так и не смогла избавиться. Как я ни натягивала ткань, как ни дергала застежку, как ни молила, все без толку. Корректирующее белье тоже не помогло.

– Милая, у тебя же полно других платьев, – заметил Ричард, словно их количество сейчас что-то значило.

– Я надену это, – рявкнула я, хлопнула дверью ванной и залилась перед зеркалом жгучими слезами унижения. Вот вам и зрелое принятие собственного тела в сорок девять с половиной. Я влезу в это платье к субботе, даже если оно меня убьет.

И оно меня чуть не убило.

Понедельник, 11:03