Не думай, будто одним монахам нужны наставления от Писаний: весьма многие из этих наставлений потребны и для тех детей, которые должны вступить в эту (мирскую) жизнь. Как при снаряжении корабля нужен бывает кормчий и полное число пловцов не тому, кто всегда стоит на пристани, но тому, кто постоянно занимается мореходством, точно то же должно сказать и относительно монаха и мирского человека. Первый, как бы находясь на необуреваемой пристани, проводит жизнь беззаботную и огражденную от всякого волнения, а последний постоянно обуревается и плывет среди моря, сражаясь со множеством треволнений. Хотя бы он сам (мирской человек) и не имел нужды в наставлении, но ему оно может быть нужно, чтобы, если случится, он был в состоянии заградить уста других.
Поэтому, кто чем большим пользуется почетом в настоящей жизни, тем более нужно для него такое образование. Вращается ли кто в царском дворце, — там много эллинов, философов, людей, надутых временной славой, — здесь точно место, наполненное страдающими водянкой. Таков именно царский двор. Там все напыщены и надуты, а кто нет, те стараются сделаться такими. Каково же, подумай, если сын твой, вступив туда, входит, как самый лучший врач, с инструментами, которые в состоянии укротить надменность каждого, подходит к каждому и разговаривает, врачует больное тело, прикладывает лекарство из Писаний, расточает любомудрые речи!
И если тебе угодно, знай, что он с таким образованием и в свете будет самым приятным человеком. Все станут уважать его за такие речи, когда увидят, что он не вспыльчив и не домогается власти; впрочем, он получит власть и не домогаясь ее и у царя будет в большом почете. Ведь такому нельзя укрыться: здоровый среди множества здоровых может остаться незамеченным, но если между множеством больных найдется один здоровый, то слух о нем скоро достигнет ушей царских и ему будет поручено начальство над многими народами. Зная это,
А если кто-нибудь беден? Пусть останется бедным. Что он не будет находиться при дворе, этим он нисколько не будет ниже того, кто служит при дворе, — напротив, может сделаться предметом удивления и скоро получить власть, какую ему угодно, а не ту, какая достается по назначению. Если эллины — люди, стоящие не более трех оболов, циники, принявши такую же, стоящую не более трех оболов, философию (подлинно такова эллинская философия!), или вернее, не самую философию, а только ее имя, облекшись в мантию и отрастив волосы, посрамляют многих, то не к большему ли способен истинный философ? Если ложная личина, только кажущаяся тень философии так возвышает, то что, когда мы полюбим истинную светлую философию? Не все ли станут уважать ее? Не поручат ли таким философам без всякого опасения и дома, и жен, и детей?
Итак, если столько возвышены истинные любомудры в этом мире, где Владыка не обещал нам никакого блага, — в мире, в котором, по Его словам, мы чужие, то размыслим, какие блага уготованы для них на небесах? Если здесь, где они пришельцы, такая им честь, то какой славой они будут наслаждаться там, где они — граждане? Если здесь, где обещана скорбь, таков им почет, то каково будет успокоение их там, где обещаются действительные почести?
Скажи мне, какие из растений самые лучшие? Не те ли, которые сами в себе содержат силу и ни от дождя, ни от града, ни от стремления ветров, ни от других каких-нибудь подобных причин не терпят вреда, но, стоя открыто и не имея нужды ни в кровле, ни в ограждении, как бы все презирают? Таков истинный философ, таково его богатство! Он ничего не имеет — и все имеет, все имеет — и ничего у него нет. Стена не внутри, а извне, и ограда не от природы, а отвне воздвигается.
Еще, скажи мне также, какое тело бывает особенно крепко? То ли, которое здорово, которое удобно переносит голод, не требует пресыщения, не терпит от стужи, равно как и от жара, — или то, которое не способно переносить всего этого и, кроме того, для своего здоровья нуждается в поварах, ткачах, охотниках и врачах? Подлинно, только истинный философ, который не нуждается ни в чем подобном, есть богач. Поэтому-то блаженный Павел и говорил:
Итак, не во внешних благах ищите ограждения для детей своих: в этом богатство, в этом слава. Когда временная слава и богатство пройдут — а они непостоянны, — то люди, обладавшие ими, бывают подобны безпомощному, поврежденному растению, которое не только не приносило никакой прибыли в прошедшем, но еще производило убыток. Так защита, которая должна была ограждать от стремления ветров, теперь вдруг произвела падение. Значит, богатство скорее вредит, если делает нас неподготовленными к перенесению превратностей жизни.