Если бы подосланная Тенью шпионка только знала, что, как и другие, находится под пристальным вниманием, а большинство вроде бы несчастливых стечений обстоятельств, позволявших бывшим невестам подольше задержаться в поместье, являются прямым следствием приказа «гостеприимного» хозяина, вряд ли бы она ходила с такой безмятежной улыбкой.
Лагерь недовольных задержавшимися конкурентками неожиданно возглавили представители семейства Синегад.
Пока Тития была увлечена идеей стать маркизой, на Виолу она внимания не обращала. Просто из уверенности, что лучшей кандидатуры на роль хозяйки «Оленьего бора», чем она сама, лорду Каларону не сыскать. Виола даже не рассматривалась в качестве угрозы — с ее низким социальным положением девчонка не могла претендовать на что бы то ни было. А еще Тития практически даже не различала близнецов, для нее они шли за единицу, что-то вроде того, как торговец на складе учитывает перчатки: пара идет как один товар. Все изменилось в тот миг, как на злосчастном пикнике златовласый камердинер спрыгнул с повозки перед очарованными дамами.
Воспылав запретной страстью к Бормо, баронская дочка узнала, что муки ревности не чужды и ей. Она зорко следила за всеми девицами, посмевшими приблизиться к камердинеру его сиятельства менее чем на пистолетный выстрел. Тития открыла в себе талант к слежке и умение оставаться незамеченной. Та близость, которая внезапно образовалась между Бормо и Лукой, стала для ослепленной девицы неприятным сюрпризом. О том, что рядом с камердинером не Виола, а ее брат-близнец, ревнивица даже не подумала, тем более что раньше девушка ходила в одежде брата. То, что настоящая Виола теперь носила платья, заказанные маркизом, прошло мимо Титии, так как старшая ра Веллад, внезапно почувствовавшая вкус к уединению, больше не попадалась на глаза ревнивой леди.
Тития просто сходила с ума — теперь-то низкое положение Виолы было плюсом! Дочери барона не пристало заглядываться на слугу, пусть даже камердинера маркиза. Но сердцу-то не прикажешь! По этой причине Тития со всей новообретенной страстью примкнула к отцу, внезапно вздумавшему отомстить близнецам ра Веллад за все невзгоды, выпавшие на долю вдовствующей маркизы. Ею барон восхищался самым искренним образом — Белинда была диво как хороша собой, ее так и хотелось спрятать в карман от чужих похотливых глаз. Увы, жена барона и рядом не стояла с прелестью все еще молодой матушки Андэра Каларона.
Ах! Если бы только правила приличия не диктовали барону Синегаду сдержанную манеру поведения, уж он-то развернулся бы. Скромное состояние не позволяло мужчине устлать перед любимой путь редкостными цветами и драгоценностями, как то делал ее покойный муж, но спеть песнь под окном ее сиятельства барону было вполне по силам. Он даже попытался потренироваться, за что и был высмеян несносным мальчишкой ра Велладом. У зловредного Луки, по мнению барона, было слишком много свободного времени, позволявшего слоняться без дела по поместью. После испытанного конфуза лорд Синегад попытался пожаловаться на данное обстоятельство маркизу, но тот только отмахнулся от него. Поэтому обиженный пренебрежением хозяина барон Синегад стал действовать на свой манер: исподтишка вновь настраивать всех против близнецов.
Как известно, капля воды и камень точит, так и усилия Синегадов накалили и без того напряженную обстановку в «Оленьем бору». У маркиза Каларона с каждым днем крепло ощущение, что он вместе с агентами и гостями сидит на крышке порохового погреба. Возникновение искры, способной взорвать все к демонам, было делом времени и случая, на который маркиз уже чуть ли не молился. Только азарт ожидания и возможность разоблачить шпионов позволяли Беспокойному Бродяге отвлечься от адовой пропасти душевных переживаний, связанных с безответной любовью.
Первый признак готовой вот-вот разразиться катастрофы был замечен теми, кто меньше всего мог его распознать. Верный дворецкий и не менее верная, но теперь несколько рассеянная секретарь в очередной раз сцепились и почти ни обратили внимания на событие, которое в самом скором времени безвозвратно изменило судьбу всех обитателей и гостей «Оленьего бора».
Дело было в большой гостиной, где Джурс застал Дульку, лист за листом изводившую дорогую хозяйскую бумагу. Секретарь то что-то быстро писала, то не менее лихорадочно комкала написанное и бросала в корзину для испорченных бумаг.
— Так-так!.. — Дворецкий важно пару раз качнулся, перекатившись с пятки на носок. — Это что же за безобразие? Кто вам разрешил портить бумагу его сиятельства?
Эри Стиранн от испуга вскочила, постаравшись загородить собой последствия великой эпистолярной битвы.
— Я не делаю ничего, что могло бы навредить ее сиятельству!
— К вашему несчастью, у нас с вами разные сиятельства! Лорд Каларон вряд ли будет доволен, что особа, которую он вынужден принимать в своем доме, извела все запасы кальшторской бумаги!
— Ваше предположение, что лорд пожалеет несколько жалких листиков для своей матери — вдовствующей маркизы, просто оскорбительны!