Чтоб никогда не наступала полночь

Однако Луна предпочла бы, чтоб леди Уорик заботилась о ее счастье не столь ревностно. Дело дошло до того, что она, дабы хоть как-то убедить смертную госпожу оставить ее в покое, едва не решилась прибегнуть к магии фей. Конечно, Анне Монтроз надлежало пребывать в расстройстве чувств, но не в слишком великом, чтоб любопытство графини поутихло, а Луне, укрывшейся под ее маской, следовало отринуть испытанные практикой обыкновения сего образа и решить, что делать дальше.

Проклятье! Нужно же было ей так оплошать! Изначально она внушала Девену тревогу из-за возможной ревности Елизаветы оттого, что это служило удобным предлогом для проволочек. Разумеется, их роман приносил немалую пользу, но не могла же она позволить себе действительно выйти за него замуж! А он, как ни жаль, не принадлежал к тому сорту придворных, что могут позволить себе годами тянуть любовную связь, не опасаясь скандала. В ином случае все было бы куда проще, но нет: он в самом скором времени после знакомства недвусмысленно сообщил, что намерен взять ее в жены, посему Луне и пришлось изобретать отговорки.

А ведь этого – его прямого обращения к графине – следовало ожидать. В первый же раз, едва солгав, будто попросила госпожу рассмотреть сей вопрос, следовало подумать о том, что рано или поздно придет время дать ответ.

В образе Анны Монтроз этой задачи было не решить, так как Анна любила Девена. Смертная женщина, чью маску носила Луна, попросту вышла бы за него, и делу конец. Ей же, Луне, оставалось лишь одно горькое утешение: уж теперь-то, расставшись с ближайшей к нему дивной, ведущей при дворе свою игру, Девен вряд ли сумеет что-то разнюхать о придворных махинациях Инвидианы.

Однако что делать дальше? На этот-то, самый важный, самый насущный вопрос, ответа и не имелось. Правда, у Уолсингема есть и другие конфиденты – тот же Роберт Бил, или Николас Фаунт, только, начав искать к ним подходы, она всего лишь навлечет на себя подозрения. В долгосрочной перспективе самым действенным способом было бы отступить и вернуться назад под иными чарами и в ином образе, но если главный секретарь ищет свидетельства вмешательства Инвидианы в политику Англии, то времени – нескольких месяцев на надлежащую подготовку почвы для возвращения – у нее попросту нет.

Пожалуй, остается одно: прибегнуть к методам более прямолинейным – к скрытному подслушиванию, похищению бумаг и прочим тайным делишкам. Все это потребует широкого применения чар, оставленных ею на самый уж крайний случай, но этот случай, по-видимому, настал: Видар ждет от нее сведений, да поскорее.

Разлука с Девеном оставила в ее жизни ощутимую пустоту. Долг службы нередко разлучал их и прежде, однако поиски случая увидеться – пусть хоть на миг, чтоб обменяться улыбками, проходя навстречу друг другу по галерее или через зал – успели войти в привычку. Теперь она старательно избегала его, а он – ее. Вблизи оба чувствовали себя слишком уж неуютно.

Что же ей делать без Девена? Только с его уходом Луне сделалось очевидно, насколько она от него зависела. Уолсингема она после разлуки видела всего дважды, да и то издали, и постоянно терзалась сомнениями: что-то поделывает господин главный секретарь?

И что-то поделывает Девен? Ведь он, по его собственным словам, служит при Уолсингеме ищейкой…

В следующий четверг она до полуночи лежала без сна, вглядываясь в темноту, словно в надежде отыскать ответ там. Посему, когда графиня поднялась с постели и потянулась к халату, камеристке не пришлось даже просыпаться.

– Миледи? – прошептала Анна Монтроз.

– Уснуть никак не могу, – пробормотала в ответ графиня, надевая подбитый ватой халат с меховой оторочкой. – Мне нужен воздух. Не прогуляетесь ли со мной?

Послушно сбросив одеяла, Анна помогла госпоже одеться, отыскала ей башлык, дабы держать в тепле уши и голову, затем обе сунули ноги в валяные боты и вышли из спальни, нимало не потревожив других камеристок.

Тут-то в потайных закоулках сознания, где Анна Монтроз уступала место Луне, и возникла мысль: «Что-то неладно».

Шагала графиня неспешно, но целеустремленно – прямо к ближайшей двери наружу. Следовавшая за ней Анна щурилась что было сил, едва разбирая путь сквозь непроглядный мрак, однако вскоре они оказались за пределами дворца.

Ночной воздух был странно, неестественно неподвижен. Мертвую тишь нарушали лишь едва уловимые звуки.

Музыка.

Музыка, предназначенная только для слуха графини.

Тревожная настороженность на лице Анны Монтроз весьма удивила бы графиню, если бы только та замечала вокруг хоть что-нибудь, кроме миниатюрной каменной башенки бельведера впереди.

Кто же зовет ее? Кому вздумалось играть здесь песни дивных, выманивая графиню Уорик из теплой постели в сумрак ночного сада?

Обогнув бельведер, они обнаружили, что их ждут.