Чтоб услыхал хоть один человек

Написал тебе письмо ещё во время болезни императора и уже собирался отправить, но из-за волнений в связи с выходившими один за другим экстренными выпусками газеты, сообщавшими о состоянии его здоровья, забыл отправить, и конверт, который я положил на книжную полку, покрылся пылью. А в это время от тебя пришло письмо в розовом конверте, и я, разорвав своё старое, пишу заново. Сестра, ходившая в один из вечеров во время болезни императора к мосту Футаэбаси, чтобы поклониться императорскому дворцу, рассказывала мне со слезами на глазах, что трое школьников, склонившись в поклоне к самой земле, оставались в такой позе чуть ли не полчаса. Меня рассказ сестры подвиг тоже пойти к мосту Футаэбаси, я сказал, что хочу поблагодарить императора за рескрипт, но там я увидел студента, который покончил с собой, выпив сильный яд, – на меня это произвело ужасное впечатление. Я подумал, чем садиться в трамвай и ехать поклониться императорскому дворцу ради того, чтобы оказаться рядом с этим студентом, лучше было бы остаться дома, и помолился за выздоровление императора. А вскоре было сообщено о его кончине. Но когда в моих руках оказался экстренный выпуск газеты с траурной рамкой, который пришёл, когда было уже темно, я подумал, что всё же поступил правильно, отправившись поклониться императорскому дворцу.

Вчера (первого числа) в колледже была траурная церемония. В зале, где собрались находившиеся в Токио ученики, Кикути-сан, стоя под красно-золотым школьным знаменем, зачитал слова скорби по усопшему. После этого он произнёс довольно длинную речь. Она была очень тёплой. За несколько дней до этого представители учащихся отправились к Кикути-сану, чтобы вручить ему письмо с выражением скорби, однако не дождались – в одиннадцать часов вечера его ещё не было – и решили идти по домам, но по дороге встретили сэнсэя. Подставляя ветру разгорячённое выпивкой лицо, он заявил им: «Болезнь его величества для меня невыносима». Это было как раз вечером двадцать восьмого. Двадцать восьмого они же ходили к Таниями-сану, который сказал, что «Хори-сан, несмотря на это ужасное событие, отправился развлекаться в Асакусу, ну что с ним поделаешь», и сам всё время пьёт и никак не может остановиться. Услышав о таком скандале, я почувствовал внутренний протест – насколько большего уважения достойно поведение моих необразованных мамы и тётушки, чем Кикути-сана, зачитавшего слова скорби по усопшему. И вправду, когда пришёл специальный выпуск газеты с известием о смерти императора, все мои домашние горько плакали. А уж преподавателям колледжа, я считаю, вести себя так совсем не пристало.

Хорошо бы в число развлечений, которые сейчас запрещены, не включили экскурсии, тогда после снятия траура, я надеюсь, мне удастся куда-нибудь поехать. Но пока ещё ничего не решено. Иногда мне кажется, что у меня в голове блещет голубая гладь Инахасиро. Я хочу отправиться именно туда.

В Токио жара, невыносимая жара. А я к тому же ещё живу на окраине – насекомых тучи. Стоит зажечь лампу, как слетаются полчища майских жуков, цикад, крылатых муравьёв. Не люблю лета.

«Гайавату» прочёл с интересом. Он прозвучал для меня как картина первобытных американских индейцев на звериной шкуре, как звук камышовой дудки, на которой играют в тени густой ивы. Хороши, мне кажется, «Peacepipe», «Hiawatha and Mudjekeewis», «The Son of Evening Star», «Hiawatha’s Departure»[68]. А «Привидения» не восхитили меня. Самое выдающееся произведение Лонгфелло «Evangeline»[69].

Судзуки прислал письмо из Дайрэна. Он наслаждается китайской едой, ходит в китайский театр, в общем, живёт в своё удовольствие. Я представил себе бесконечную серую равнину, гладкое, точно стальной лист, синее море. В ушах слышатся звуки свирели и кота, оплакивающих угасающий свет дня. Меня уговаривали поехать в южную Маньчжурию, но нет денег, и я отказался. Маньчжурия представляется мне сплошь заросшей китайским просом, в котором хрюкают чёрные свиньи. Но всё равно мне бы хотелось хоть однажды увидеть лучи солнца, освещающие ивы на Янцзы.

Напиши мне какую-нибудь mysterious историю – всё равно какую. И не вздумай отговариваться, что не любишь писать.

Жизнь моя, как и раньше, течёт спокойно. Иногда хожу в библиотеку и ищу в каталогах книги с загадочными названиями. Недавно прочёл «Удивительные записки о живой рисинке», довольно занятно. (…)

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

30 августа 1912 года, Синдзюку