В доме, где я поселился, живут только двое – старушка и служанка. По понятиям Йокосуки, дом довольно богатый. Я снимаю комнату в восемь дзё на втором этаже. Дом хоть и старый, но очень покойный. Старушка глуховата и часто отвечает невпопад. Вот и сегодня утром я говорю: «Уже, наверное, часов семь», а она отвечает: «Да, рукой подать». Так и не пойму, с чем она спутала семь часов.
Жить в Йокосуке, имея в виду школу, мне удобнее, но само место не особенно привлекательное. Может быть, лучше обосноваться в Камакуре? Как ты думаешь? Если остаться в Йокосуке, не избежать взаимных посещений и всяких других малоприятных вещей. А терпеть такие посещения и жить как два ребёнка – несовместимо. И вообще эти взаимные посещения не по мне.
Сегодня в десять часов утра умер военный преподаватель нашей школы Хомма. Проболел всего четыре дня и умер. Я был потрясён – он всегда казался мне крепким, здоровым человеком. Говорят, у него было заражение крови. Я должен буду сочинить надгробную речь, которую прочтёт начальник школы на похоронах. Так не хочется писать её.
Р. S. Ответа можешь не писать.
Р. Р. S. Мой новый адрес: Йокосука, Сиоирэ 580. Умэкити Оваси.
Фуми-тян!
Уже двенадцатый час, а я из последних сил пишу тебе письмо. Прежде всего хочу назвать автора «Рождественской песни». Это Charles Dickens (Чарлз Диккенс). Он самый выдающийся писатель Англии нового времени. Кроме «Рождественской песни» он написал и другие рождественские повести, но эта – шедевр. Оригинал чрезвычайно сложен, и с твоим английским, Фуми-тян, читать её будет трудновато. Не знаю, справится ли с этим и Ясу – читать повесть намного сложнее, чем английскую хрестоматию для пятого класса средней школы. На этом о Диккенсе кончаю.
Нанадзи действительно ростовщик. Я тоже пришёл в уныние от одной мысли, что похож на человека, собирающегося сдавать свои вещи в заклад. Я ленив и одеваюсь не очень опрятно, поэтому меня часто принимают не за того, кто я есть. Однажды я навестил одного нашего преподавателя, и его служанка решила, что пришёл налоговый инспектор муниципалитета. Если я буду только преподавать и перестану писать, то не пройдёт и трёх лет, как я умру. Я люто ненавижу преподавание. Стоит мне увидеть лица учеников, меня охватывает невыразимая тоска – и тут уж ничего не поделаешь. Но зато я моментально оживаю, когда передо мной бумага, книги, перо и хороший табак. Разумеется, и ты, Фуми-тян, должна быть со мной.
В последнее время ко мне часто кто-нибудь заходит. Иногда и совершенно незнакомые люди. Вчера, например, приходили печатник из арсенала, пишущий какую-то повесть, и довольно странная студентка, мечтающая стать писательницей. Я высказал им свою точку зрения: «Вы не сможете писать художественные произведения и уж тем более не сможете сделать это своей профессией».
Они пишут только ради того, чтобы привлечь к себе внимание людей. Ну что они могут написать, движимые подобной идеей? Её вообще нельзя считать приемлемой. Я прихожу в уныние от одной мысли, что такие люди читают мои новеллы. Ведь я пишу ради удовлетворения высоких духовных потребностей людей, возвышающихся над средним уровнем.
Если ещё десять или двадцать лет я буду двигаться вперёд, не сворачивая с избранного пути, и если богу будет это угодно, то в конце концов смогу написать отмеченное мастерством значительное произведение. (А может быть, и не смогу. Кто знает, что произойдёт в будущем?) Во всяком случае, я ощущаю временами охватывающее меня восторженно-трагическое волнение. Ощущаю мужество, которое позволит бороться в одиночку с целым светом. В такие мгновения мне не страшны полчища нуворишей всего мира. Такие мгновения – самые счастливые в моей жизни.
Чем мне ехать в Таканаву, лучше ты, Фуми-тян, приезжай в Табату. После вечерних занятий в субботу я тоже приеду туда. А когда буду возвращаться в Йокосуку, провожу тебя до Таканавы. Это моё изобретение – как видишь, план прекрасный.
А в том, что ты приедешь ко мне, нет ничего неудобного. Естественное дело нужно рассматривать как естественное. Так что, Фуми-тян, всё в порядке, можешь не беспокоиться.
Более того, без тебя многое идёт не так, как следует. А благодаря твоей прямоте и честности всё прекрасно уладится. Я это гарантирую. Было бы большой ошибкой думать, что всё на свете идёт заведённым, не зависящим от нас порядком. Нет, главное – человек, поистине честный человечный человек.
Эта простая истина не воспринимается нынешними женщинами. Особенно состоятельными и умничающими женщинами. Они не способны создать счастливую жизнь. Нужно сделать всё, чтобы не стать похожей на них.