Чтоб услыхал хоть один человек

Я уже начал писать об Уэнояме-куне. У него и Сираки-сан больные лёгкие, а после того как они поженились, здоровье их сильно ухудшилось. У них двое детей, оба больны тем же, Сираки-сан из-за туберкулёза ампутировали ногу. Они никак не могут пристроить её романы и картины мужа, поэтому живут очень тяжело. Когда они жили в Мэгасаки, то, говорят, задолжав за квартиру, поодиночке бежали из дому, сделав вид, что отправляются путешествовать. Постель и все домашние вещи им, разумеется, пришлось бросить. Уэнояма-кун оставил живопись и стал работать в типографии, получая всего двадцать иен в месяц, так что и это их не спасает. Ужасное положение. При всем том Уэнояма-кун любит Сираки-сан. А может быть, и преклоняется перед ней. Я им очень сочувствую.

Что бы там ни было, я хочу сделать нашу жизнь счастливой. Обосноваться, я думаю, стоит в Камакуре. Нам нужно уютное гнёздышко, и маленький домик вполне подойдёт. Нужно, чтобы он выходил на солнечную сторону и хорошо проветривался. Всё это вселит в меня покой. Какая это будет радость!

Встречаясь иногда с похожими на распутниц писательницами или стремящимися стать ими, я всегда думаю: как хорошо, что ты, Фуми-тян, не похожа на них. Среди писателей немало тех, кто женится на такого сорта женщинах. Мне они не по душе, Фуми-тян, всегда оставайся такой, как ты есть. Тогда и я смогу стать на голову выше.

На этом кончаю. Вспоминай обо мне.

Акутагава Рюноскэ

ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ

17 ноября 1917 года, Йокосука

Не мог присутствовать на встрече «Сандо-кай» из-за церемонии присвоения званий ученикам школы. В последнее время я безумно занят. Для новогоднего номера одного журнала пишу детективный рассказ. Надеясь, что мне за него хорошо заплатят, я несу всякий вздор. Но в душе волнуюсь. Слишком уж много этого вздора я нагромождаю. Но все-таки вещь получается занятная.

Поправляйся и приезжай в Камакуру развлечься. Передай моё приглашение и жене. Может, сходим к Суге-сану. (…) Или ещё куда-нибудь. Давно не виделись, а так хочется послушать рассказы твоей жены. На этом заканчиваю.

ПИСЬМО ЦУКАМОТО ФУМИКО

17 ноября 1917 года, Йокосука

Фумико-сан!

Благодарю за письма, которые ты мне регулярно посылала с дороги. Рано утром десятого, в пять или половине шестого, ты ещё спала, не зная, что твой пароход плывёт мимо Йокосуки. А я в это время лежал с закрытыми глазами и думал о тебе, Фуми-тян. «Утомилась, наверное», – прошептал я. И явственно ощутил, как ты, не отвечая мне, проплываешь мимо. У меня как раз ночевал Кумэ, и я, стараясь не разбудить его, тихо встал и пошёл умыться. Над горой, начавшей желтеть, виднелось голубое небо. Мне стало грустно. «Ты уже, наверное, подплываешь к Йокогаме», – подумал я. Сейчас ты уже, конечно, проснулась. Я подумал так, потому что мне показалось, будто в ответ на моё шутливое «доброе утро» ты сердито посмотрела на меня.

Когда твоя мама соберётся к нам, приезжай вместе с ней. Мы сможем тогда спокойно поболтать. Мне так хочется быть всегда с тобой и говорить, говорить без конца. Хорошо бы нам ещё и kiss[231]. Не хочешь – не надо. Ты такая милая, Фуми-тян, что, будь ты конфеткой, я бы съел тебя без остатка, начиная с головки. Я тебя не обманываю. Я люблю тебя в два, в три раза больше, чем ты меня.

Давай как можно скорее будем вместе и заживём дружно и счастливо. И будем наслаждаться спокойной жизнью. Ну вот и всё.

Рю

ПИСЬМО ЦУКАМОТО ФУМИКО

12 декабря 1917 года, Йокосука

Фумико-сан!

Не угадала. Твоё письмо пришло как раз, когда я завтракал. Еда была скудной, невкусной. Продолжая есть, я прочёл твоё письмо.

Давно не писал я, а совсем не ты. Ведь я не ответил ещё на твоё прошлое письмо. Виной тому – моя обычная занятость, голову некогда поднять. Будь ко мне, пожалуйста, снисходительна.

Бедный Кумэ. Не только ученики отвернулись от него, но его возненавидела и ***-сан. Уж лучше вообще не рассчитывать на чью-то благодарность. Кумэ в такой тоске, что даже аппетит потерял. После того как у него произошёл этот разрыв, он приехал ко мне в Йокосуку и со слезами рассказал, что случилось. Столкнуться с таким в самом деле невыносимо. Мне так хочется поскорее найти ему невесту, но не знаю подходящих. Недавно прочёл роман Пьера Лоти. В нем есть такой эпизод: французский солдат, уехавший воевать в Африку, страдая от того, что невеста, которую он оставил на родине, вышла замуж за другого, ищет смерти и в конце концов погибает в бою.

Знаменитые слова Шекспира: «Frailty, the name is woman» – Цубоути перевёл так: «Ничтожество, имя твоё: женщина». Женщина – человек ненадёжный; вот что это значит.

И ***-сан, и невеста солдата, и Офелия – все одинаковы. Обрати на это внимание, Фуми-тян. Я не могу быть уверен, что завтра подобное не приключится со мной. Что я тогда буду делать? Неужели мне суждено затосковать, как Кумэ?