Чтоб знали! Избранное (сборник)

О чём думает человек в минуту своей смерти?
О чём думает человек в день своей смерти?
О чём думает человек в год своей смерти?
О чём думает человек в жизнь своей смерти?

* * *

Сокращения мышц называем любовью,
и – взаимной, когда они одновременны.
И, вздохнув, обратимся опять к суесловью,
потому что в желанья придут перемены.

Мы теперь друг на друга с прохладцею

смотрим, а ведь только минуту назад полыхали,
и казалось, что жаром желанье не сморим,
а лишь сделаем ярче. Но как низко пали,

вознесённые похотью к Божьим стопам,

мы лежим, обессилены быстрым полётом,

и подносим к губам охлаждённый стакан,
переполненный морем, но ставшим болотом.

* * *

Негритянку держу на чёрный день,
блондинку лелею ночами белыми.
Лести парчовую нитку
вдень в ушко —
брюшко —
и шей по телу губами спелыми.

Так мы и жили – то там, то тут.

Мне шили тело, а я подшивал
в дело романа. Коль мне дадут,
даденое – губами жевал,

и языком проходился по

чёрным и белым губам гуманно,
чтоб никого не обидеть – гурманом

после облизывался. Эдгар По

каркал, что будто бы никогда

я не вкушу золотой середины
между белой и чёрной – седины
не помешают мне накатать

сто фолиантов погони за нею,

златом серёдки – невежда селёдкой,
скажет, воняет. Также и с лодкой,
что разбивалась об ахинею —

в общем, я в истине – спец и мастак,

пронюхал её укромное место.
А тех, кто не верит, – их так и растак!
Суть из первых рук мне известна.

* * *

Бидон бидэ наполня до краёв

обильными ночными сливками,
она коровою брела под кров
одьял, качая бигудями-свитками.

А под одьялом муж, известный скотовод,

нахрапом храпа брал за зоб желание
жены, которая от сточных вод
разбухла молоком невоздержания.

* * *

Это было всего лишь вчера,
а уж сколько случилось иного,
позади оказалась черта,
устрашавшая жизнию новой.

Мы казались счастливой четой,

но не жалость жила в ней, а жало.
И былое за мнимой чертой
затяжной слепотой устрашало.

Нет, любовь не слепа – ведь она

мне представила фата-моргану,
и фата была ясно видна,
погрузившая разум в нирвану.

Скоро брачная ночь истекла,

и пришло разведённое утро,
и грядущее из-за угла
выплывало в судёнышке утлом,

а вернее, в посудине грязной,

той, что в раковину занесло.
И ты моешь, а я в унисон
вытираю, с надеждой заразной,

что окажется дней до черта

без тебя, явно осточертевшей.
И горит перед нами черта,
пред которой ничто не удержит.

* * *