Чтоб знали! Избранное (сборник)

Я стал к ней подбираться с прикасаниями и поцелуями, стараясь избегать рта, а всё соскальзывая на шею. Она посопротивлялась для приличия и разделась. Тело изменилось значительно меньше, чем лицо, но на бедре у неё торчала огромная опухоль. Я даже отпрянул. Рина успокоительно назвала её «диким мясом», а я вспомнил, что у неё ещё в наши времена был на том месте жировичок, который меня уже тогда малость отвращал. А теперь он вырос в такое уродство. «Почему ты не удалишь это?» – поинтересовался я. «Мне это не мешает», – последовал ответ.

Это из серии рассказов о женщинах, заботящихся о своей внешности.

Но пизда у неё неплохая, надо отдать должное. Не сравнить с Кареной по запаху, но вполне. Чтобы Рина, чего доброго, не понесла, я купил резинку, но, надев её, ненавистную, никак не мог кончить. Пришлось снять, и непосредственный контакт живо сработал. Я тут развратился на американках, которые либо на таблетках, либо с пружинкой, – ебёшь, ни о чём не думая, а здесь советские штучки опять – кончай наружу. Короче, сблизились. Да не очень. Глядя на Рину, я думал – как это я мог быть влюблён в неё, как я мог думать о ней столько лет – ведь это неряшливое беспомощное существо с великим самомнением, которое и хуй сосать-то не научилось за всю свою жизнь (берёт в рот и держит, не шевелясь, – нет чтобы работать языком, губами и головой, так что приходится самому пихать в неподвижное отверстие). Правда, глотает, не попёрхиваясь, – хоть этому научилась с грехом пополам. Но всё равно – такая невзрачная, затхлая.

И то же самое с Карен. Вспоминаю её поступочки, привычечки и думаю – как это я мог не видеть её подлую суть, гнилую душу, фальшивые слёзы и улыбки? Две мои самые большие Любови оказались унизительными и ничтожными по своей сути, хоть и по-разному, но обе омерзительны. Неужели так и не повстречаются мне женщины, у которых будет не либо душа, либо тело, а и тело и душа?

Рина намеревается не возвращаться, хочет заниматься живописью и добиться статуса беженца, что в её положении весьма трудно. Картины, которые она привезла, не лишены привлекательности, но мне трудно представить, как можно ими и им подобными завоевать Нью-Йорк. Пусть пробивается. Я дал ей пятьсот долларов, у неё своих около шестисот, за квартиру платить не надо, жратвы я ей недели на две накупил – на первых порах хватит, если не шиковать. Но у неё на одни только сигареты должно уходить не менее сотни в месяц.

Б.

БОРИС – СЕРГЕЮ

Был первый суд, где судья назначил временные алименты в три раза меньше, чем просил адвокат Карен. Но любая сумма – абсолютно несправедлива, потому что Карен может зарабатывать деньги и содержать себя будучи официанткой, кем она и будет до конца своей жизни по своим душевным качествам, несмотря ни на какие дипломы. И денег у нас общих нет, потому что я не только не сделал денег за время женитьбы, а свои сбережения на нашу жизнь тратил.

Я, конечно, зол, тем более что мой адвокат не сказал судье того, что я требовал сказать, ибо Карен в своих показаниях лгала, что я ей никаких денег не оставил. Я уволил своего адвоката и нанял другого. Дура, я бы ей заплатил больше добром, если бы она не требовала, да ещё через адвоката. Со мной говорить лично она отказывалась, потому что сразу начинала реветь и беситься.

Ну вот тебе ещё сведения, которые помогут тебе понять, почему я вышел из «идеального брака».

Многое в характере человека, как известно, объясняется влиянием семьи, генетическим и воспитательным. Привожу фактики, к которым я до недавнего времени заставлял себя относиться снисходительно как к незначительным. Суди сам.

Вся её семья помешана на говне и пер деже. Когда они собирались на семейное торжество с ночёвкой, например, на Рождество, утром, после посещения уборной, брат Карен, красноречиво разводя руки, как рыболов, показывающий размер выловленной рыбы, под общий громкий поощряющий хохот демонстрировал размер куска, который он только что выкакал. Как и рыболов, он явно преувеличивал, но мужик он здоровый, рослый, и я допускаю, что он был близок к истине.

В детстве брат издевался над сёстрами таким способом: напердит под одеяло и потом суёт под него то одну, то другую. Однажды Карен не выдержала вони и наблевала под одеялом, что вовсе не улучшило атмосферного окружения.

Сестра Карен при всех семейных сборищах пердела с громкостью, заглушающей общий удовлетворённый гогот. А потом с притворным отвращением на лице комментировала степень вонючести витающих над всеми газов.

Однажды она пёрднула и чихнула одновременно, причём с такой силой, что сделала сальто. Это – шутка, но ниже опять серьёзно.

Одна из любимых историй сестры – как она пошла в туалет и, подтираясь, незаметно для себя проткнула своим длинным наманикюренным ногтем туалетную бумагу и зачерпнула под ноготь дерьма. А потом, вернувшись на совещание, с которого удалилась, она дерьмовым пальцем стала водить по тексту перед носом своего начальника.