Чтоб не свихнуться от любви к ебле,ненависти к ней народы учат.Не было б Освенцимов и Треблинк,если Гитлер был бы поебучей.Но он имел одну Еву Браун, ито свидетели видели – не ёб,а только хватался за браунинг,заслыша интеллигенции трёп.Яйца у него разработаны не были,и пулями зачал он Третий Райх.А что может быть миролюбивей ебли,создающей тренья рай?
* * *
Я не хочу, чтоб годы проходилии крышу наслажденья прохудили,которая нас верно укрывалаот горестей, от холода и шквала.Мы, скованы цепями наслажденья,в нём цепенели, изменив сужденьяо бренности и суетности тела,оно бессмертной птицею летелов неведомом доселе поднебесье, мыв унисон одну стонали песню.Она была о счастье первозданном,которое захвачено и скрытостыдом, что нами заправляет сыто,на Бога нападая партизаном.
* * *
Портреты плоти – явный натюрморт,природа мёртвая в спирту холщовой банки,ты смотришь на обилье плоских морд,а на углу объемистые панкикартинное пространство создают,стиляги, но уже восьмидесятых,как встарь, они насилуют уют,а тот запоминает их с досадыи выставит портретами, чтоб мылет через сто в них время опознали,и так как с приговором опоздали,то пир продлится посреди чумы.
НА ВЫСТАВКЕ
Как счастливы должны быть мертвецы,коль души их следят за жизнью нашей,особенно такие молодцы,которых помним мы за подвиги и дажеза преступленья. Как отрадно имчто словом добрым, злым, но вспоминают.Пред импрессионистами стоим,что нас за воздаянье принимают.
* * *
Прецеденты делают грусть никчёмной —я оглянусь на былые разлуки,в них накопил я на день на чёрныйпорнографической показухи.Как я легко выходил из трансаодиночества – лишь приближаласьженщина с телом, пусть залежалым,пусть без кровати, а лишь с матрацем.Вот и теперь – неужели станустрасть предавать – предаваться грусти,оттого что в объятьях не слышно хруста,от разряженья твоих касаний?Женщина женщине грянь на смену!Ибо тревожна сия задержка,как твоя, что бросает тебя на стенуот страха, что нет никого, а в поддержку —похотник одиночества твёрдым орешком.