Раньше я был озабочен смертью,всё это благодаря усердьюв думах о бренности и суете.Годы, зачем мне под нос суётетщетный поднос, на котором тёти,на коих я так подзалетел.Жизнь пока посильнее смерти,я тружусь, как простые смерды,но над словами, о коих речь.Так что, если пизда перед носом,я не страдаю словесным поносом,а молчаливо стремлюсь с ней лечь.Вот она жизнь, что сильнее смерти,жизнь годами да горем не мерьте– радостью производите замер.Пусть необъятно число объятий,нет, пока они длятся, апатий —и тому я – живой пример.
ГИНЕКОЛОГ НА СВАДЬБЕ
Навидавшийся пизд гинекологне на баб, а в тарелку смотрел,столько в женщин всадил он иголок,что амурных не пользовал стрел.Он на свадьбах давно завсегдатай,и не только чтоб потчевать рот —не манкировать чтобы зарплатой,новобрачной устроить абортили вытащить силой младенца,раз невеста законно дала.Утирает он рот полотенцем,потому что салфетка мала.
* * *
В заоргазмье – покой и сон.Воплощение райских кущ,отдыхает лобка газонот сминавших его кликуш.Как в блаженстве бились они,заходились в истерике спазм.Хуем лишь по пизде полосни —предлагает бесстыдства запас —неприкосновенным звался он,а теперь он подносится мнещедрым взмахом бёдер извне,в предоргазменный унисон.
* * *
Вижу женщины край,подхожу невпопад,это может быть рай,это может быть ад.Я заглядывал в рот,я оглядывал зад,женский значился родтам, где губы висят.
* * *
В поисках дозы пиздывынужден в позу вставать,будто у жизни – призы,чтоб по заслугам воздать.Но омерзительна ложь,хоть у народа в чести.Зря представленье из лож,лапками громко части.
* * *
Готовься к пустоте, которую природа,как говорят, не терпит.Она не только есть, но не чужда приплода,на море и на тверди.Природа для отвода глаз простор навертити удивляет вроде.Но потому она так пустоты не терпит,что пустота – в природе.
* * *
Волна покрывает волну,и рождается берег.А тот, кто вкушаетвину, если смотрит на перед,пусть будет утоплен в воде,святой или сточной,что в западной белибердеи в догме восточной.
* * *
На старости лет Казановарешил написать мемуар, чтобкаждая в жизни зазнобазапомнилась, словно кошмар.Их было не пять и не десять,поэтому сотня томовподнялись, как сдобное тестопитательных женских даров.Он пальцы облизывал долго,и быстро скользило перо.Он был в описаниях – дока,но всё это было – старо.И старость, увы, неподсудна —помиловали небеса.А значит, уже недоступнабыла для него новизна.