Будь всегда!
Твой
Что-то очень грустно мне. Какой-то мрак внутри и снаружи. Ты знаешь, впервые, пожалуй, моё одиночество меня не радует, а угнетает. Хочется близкую душу. Ан нету. Кругом одни соседи.
Очень тронут твоим посвящением. Спасибо. Настроение в этом стихе – точно как у меня сейчас. И намешано именно так, как у меня в голове и в жизни. В общем, прямое попадание.
Твои последние стихи, как и прежние, притягивают и интригуют. Однако, хотя это звучит хрестоматийно, но лично я пока не могу принять матерных слов в поэзии. Эти две вещи для меня несовместимы. Матерное слово в стихе – как взрыв среди концерта, как чернильная клякса на акварели – перестаёшь видеть картину, видишь только кляксу. Не пытаюсь навязывать своё мнение, но и себя изменить не могу.
Когда я вижу мат в стихах, стихи для меня превращаются просто в порнографию, и я не могу относиться к ним серьёзно.
Слова «пизда», «хуй», «ебля» стали значками, абстрактными обозначениями и перестали быть чем-либо иным, кроме знака непристойности или брани.
Набоков сумел как-то обойти мат и придумал свои слова, например, «скипетр». Да ты и сам знаешь, что русская литература оказалась одной из самых целомудренных.
Наверно, был какой-то смысл в том, что эти слова стали бранными.
Но всё-таки немного уже начинаю к ним, таким, привыкать. Кто знает, может, и впрямь лет через двадцать изменятся нравы, и тебя уже все назовут революционером в поэзии.
Опиши мне свой последний день с Карен, если будет настроение.
Ты пишешь, что слова «хуй», «пизда» – бранные, и, вследствие этого, всякая попытка за них браться якобы обречена на провал. Более того, ты предлагаешь выдумывать новые слова для их обозначения, ставя в пример Набокова с его «скипетром».
«Пизда», по сути дела, звучит так же абстрактно, как и «дикая роза». Эти слова не в состоянии ничего описать, а лишь толкают воображение в определённом направлении: одно – сильно, а другое – слабо.
Есть такая шутка. Заключённые сидят десять лет в тюрьме, перерассказали друг другу все анекдоты и выучили их наизусть. Поэтому они их пронумеровали, так что вместо того, чтобы заново рассказывать известный анекдот, рассказчик просто называет его номер, и все смеются.
То же самое со словом «пизда». Оно как номер чего-то всем известного, и, называя это слово, у всех возникает перед глазами знакомый образ.
Отличие слова «пизда» от «дикой розы» состоит в том, что «пизда» не претендует ни на какой побочный смысл и не сравнивает пизду ни с чем, а указывает на неё пальцем. В «приличном» обществе запрещены к употреблению такие слова, которые не оставляют сомнения в их смысле. Многозначность всегда даёт путь к отступлению, тогда как однозначность вынуждает на необходимость действия, которое в данный момент может оказаться неуместным.
Всё это напоминает дипломатические переговоры враждующих сторон через посредников. Враждующими сторонами являются ум человека и его половые органы. Ум в состоянии признать публично существование половых органов и их требования, но только через посредников – через слова, причём такие, которые не будут прямо называть враждующую сторону. Человек всячески старается скрыть существование конфликта. Посему переговоры, которые ведутся многозначными словами, можно всегда представить как не имеющие никакого отношения к половым органам.
Если же убрать посредников, то враждующие стороны либо должны примириться в процессе совокупления, что оскорбительно для христианской морали, либо ум и гениталии должны объявить войну друг Другу на радость христианству.