Чтобы в юрте горел огонь

— Пусть подождут своего хозяина, — убеждает себя бабушка. — Устала я надеяться, но пока жива, буду ждать…

Уяна сидит на крыльце, обхватив ноги руками. Лохматый Далайка поблёскивает в темноте круглыми глазами. Млечный Путь широким коромыслом опоясывает их двор и улус. Тётка смотрит на небо и ждёт, когда упадёт ночная звезда. Она загадала своё заветное желание.

Нилка сидит рядом с нею и пристально разглядывает месяц. Как говорила бабушка, если долго смотреть на его тёмные пятна, то можно увидеть девочку, в одной руке у неё — ветки тальника, в другой — ведро. Давным-давно жила в степи строптивая девочка, не слушала старших, всё делала по-своему. Пошла она одна ночью к ручью, нарвала тальника, набрала полное ведро воды, а тут увидел её месяц и украл, взял к себе на небо. С тех пор девочка одиноко живёт там, ей не с кем играть, она сильно скучает, но никак не может спуститься на землю.

Нилке так хочется увидеть девочку, но сон смежает веки, она идёт в дом и ложится спать.

Олхон тяжело ворочается в постели, как будто не может найти удобное положение. Нилка слышит её негромкий плач:

— Сыночек мой, Боря, мой маленький сыночек…

Не зажигая света, она протягивает руку и берёт с табуретки, стоящей рядом, кисет и трубку. Горящая спичка на миг освещает её опухшие от слёз глаза и две седые жидкие косички, днём Олхон прячет их под ситцевый платок. Нилке становится жаль свою старенькую бабушку, которая одна горюет по ночам, неслышно плачет, осторожно курит, боясь потревожить и разбудить внучку. Девочка встаёт, идёт к ней, ложится рядом и крепко обнимает её. Еще долго Нилка слышит всхлипыванья бабушки и её шёпот: «Сыночек мой, мой маленький сыночек…»

* * *

Утром пошёл дождь. Тяжёлые капли падали на закаменевшую землю, смывали пыль и грязь с домов и заборов. Дождь шёл без передышки и поил, поил иссохшую землю, пока она сполна не насытилась влагой. Вода в ручье вспухла и покрылась лопающимися пузырями. Уже стояли лужи там, где недавно виднелись глубокие трещины, присыпанные по краям белой, как соль, выгоревшей землёй.

Нилка бегала по двору, пока не вымокла вконец. Она подставляла вёдра под напористую струю дождевой воды, бежавшей с крыши по железному желобку. Вместе с бабушкой они запасали воду впрок, и уже не осталось в доме мало-мальски пригодной посудины, а дождь всё шёл и шёл. Небо закрыли серые плотные тучи, от их мокрой тяжести неуютно становилось на душе, но окружающие девочку люди, наоборот, выглядели бодрыми, повеселевшими. Нилка не раз ловила взгляды взрослых, обращённые с надеждой вдаль, на колхозные поля, засеянные пшеницей, рожью, овсом и гречихой.

Ровно через неделю дождь кончился. Над потемневшей, залатанной во многих местах тесовой крышей их дома, над отсыревшим крыльцом, даже над калиткой, разбухшей от воды так, что Нилкиных сил не хватало, чтобы её закрыть, дрожали и лениво тянулись вверх, бесследно исчезая в чистом воздухе, белёсые струи тёплого пара.

К полудню земля подсохла, и только раскисшие дороги с застоявшейся по обочинам ржавой водой жирно чавкали под колёсами.

Днём с фермы прибежала повеселевшая Уяна.

— Председатель разрешил провести саламатный ёхор[9]. Пусть, говорит, молодёжь повеселится перед уборкой, — сообщает она скороговоркой и достаёт из подполья запотевшую глиняную крынку сметаны. — Сейчас все несут в правление сметану и муку, чтобы вечером варить саламат.

Олхон, обрадованная не меньше Уяны, отсыпает в полотняный мешочек муки. Нилка тут же начинает проситься:

— Возьми меня с собой, я тоже хочу посмотреть ёхор.

Она пристаёт до тех пор, пока сговорчивая тётка не даёт согласие.

Вечером они идут на окраину Алги. На ровной поляне уже горят три огромных костра. В больших чугунных котлах, похожих на тот, что висит в юрте тётки Дулмы, кипит и булькает сметана.

На ёхор приехали люди из всех пяти улусов, где разместились бригады Тангуйского колхоза. Старики и старухи удобно устраиваются на деревянных скамейках. Они ревниво разглядывают молодых и вспоминают минувшие годы. Мужчины подтаскивают и рубят дрова для костров. Среди них Нилка видит соседа Кузьму. У котлов вместе с другими женщинами хлопочут тётка Дулма и Анна. Кругом снуют, галдят дети.

На длинных столах уже дымятся тарелки и миски с горячим саламатом. Выстреливает пробками и пенится крепкий кумыс, а ёхор всё не начинается, и истомившаяся от ожидания Нилка теребит тётку:

— Когда будет ёхор? Когда?

Наконец парни убирают опустевшие, ненужные котлы, гасят костры, оставляя один посередине, подбрасывая в него дрова и принесённый заранее хворост. Высокий столб огня вздымается и гудит над степью. Нилка видит красные отблески пламени на смуглых и белых лицах и слышит, как мужской низкий голос заводит бурятскую ёхорную песню:

Пусть будет место маленькое, как потничок[10],

Всё равно будем кружиться и танцевать…