Чучело человека

Они погребли меня в жидком азоте, сохраняя возможность когда-нибудь восстановить ДНК. Заславскому не удалось сделать вождя бессмертным, но сохранить кровь, которую нес я, мог. Интуитивно, почти без надежды, Заславский обрек меня на славную вечность — он искал вождю, но снискал мне, служил ему, но сослужил мне. Так думал я, согреваясь в машине, когда за окном клубилась сентябрьская пыль, так думал, сопровождая Щепкина к Рукавову; не желая быть скромным, хотел реветь, горланить хотел, кричать; именно я носитель хромосом великого человека, зудело во мне, велик я и крепок; я кричал, но мир не слышал, взывал, но мир молчал, страшил его — а он не трусил.

* * *

Ничто не изменилось с момента, когда Щепкин бежал из этого здания: все тот же конструктивизм — голубое и серое, все та же высота, те же идеальный квадрат парковки и улыбчивое солнце над фасадом, те самые буквы «VOSSTANOVLENIE Ltd», по-прежнему парящие на самой высокой башне. Щепкин вышел из машины другим человеком: преимущества внешности работали безотказно. Он плыл по коридорам и улыбался, кивал, жал руки, бросал комплименты, снова кивал и вновь жал руки. Все те же люди, те самые лица, та обстановка и тот запах, те фотопортреты Волана — сейчас его, Щепкина, фотопортреты — в окружении первых лиц города, страны, портретов стало больше; Щепкин вызвал лифт, поднялся в пентхаус; и та же Анечка за столом в огромном зале, и те самые двери: одна его, Щепкина, другая… тоже его — Волана.

— Здравствуйте, мсье Волан. — Анечка поднялась из-за стола, прижимая к груди тоненькую папку.

— Сидите, потом. — Щепкин махнул рукой, шагнул к большому портрету, помещенному на лакированный мольберт. Траурная лента в правом углу, скромная улыбка, две даты бронзой по антрациту столбиком. И высокопарно: «Владимир Щепкин». Кипит твое молоко… — Вы меня, вот что, ни с кем не соединяйте, — попросил Щепкин и скрылся в кабинете Волана.

Спустя несколько минут, ровно в два, девушка постучала в дверь. Забросив ноги на стол, Щепкин неподвижно сидел в кресле у окна, разглядывая панораму города.

— Ваш кефир, — сказала Анечка, не решаясь опустить перед хозяином поднос с кувшинчиком.

— Спасибо. — Щепкин посмотрел сквозь девушку. — А принесите-ка мне коньяку, — попросил он, возвращаясь к панораме.

— Коньяку? — обиделась Анечка. — А у нас ничего такого нет, вы сами распоря…

— Так найдите, — вспыхнул Щепкин. — И, знаете, не мешайте работать! — Щепкин нажал кнопку и попросил соединить с руководителем службы безопасности. Того на месте не оказалось, дали заместителя. — Что с Щепкиным?

— Ведем, господин Волан, все под контролем — вот-вот возьмем.

— Где он?

— Забаррикадировался на Волгоградской, отстреливается.

— Хорошо. Как возьмете, дайте знать… И что бы ни одна сволочь не знала.

— Есть.

— Вот что, уберите портрет, хватит скорбеть.

— Будет сделано.

Дав отбой, Щепкин вызвал помощницу. Девушка опустила перед ним поднос с рюмкой и коньяком.

— Напомните мне, пожалуйста, Щепкин умер в мае?

Анечка кивнула:

— Седьмого июня.

Щепкин помедлил.

— Подготовьте приказ об учреждении ежегодной стипендии имени Щепкина.

— У меня записано, вы мне вчера дважды напоминали.

— Напоминал? Ну да, напоминал… Тогда еще вот что, нужно для него что-то сделать, помочь как-то.

— Помочь, ему?

Щепкин растерялся.

— Не ему, родственникам… Кто-то же остался!

— Никого у него не было, только вы. Мать погибла.

— Тогда могилу обустроить, памятник заказать.

— Все сделано вашим распоряжением, в августе месяце. И памятник стоит, и лучшее место выкупили. Что с вами?

— Устал я… — Щепкин замолчал, отвернулся к окну.

Он знал, куда плывет его теперь вооруженный корабль, но решиться на боевые действия все не хватало духу. Нужно было делать первый выстрел. В принципе он его уже сделал, когда на Волгоградской сел за руль подставного автомобиля… И что теперь? Теперь? — нужно найти Рукавова, нужно бить. И бить так, чтобы не получить в ответ. Сложно это. Но обратного пути нет. Хрен его знает… Они ни о чем не спросили, не спросили куда он несется, не спросили где и когда ждать его вновь… Но нужно решаться.

— Что-то еще? — спросила Анечка.

— Да, последнее. — Щепкин кивнул на розовую папочку. — Что у меня сегодня?

— Через полчаса обед с госпожой Вращаловой, в семнадцать открытие актерской школы, вечером — интервью для образовательного канала.

— Я вас попрошу, Аня, школу и канал отмените, плиз, а Вращаловой позвоните и сообщите, что выезжаю. — Щепкин раскрыл папочку. — Что это?

— Меню обеда.

— Спасибо, я в дороге почитаю. — Подхватив папочку, Щепкин направился к двери.

— Мне сказали, вы сегодня без шофера.

— Сам, все сам, Анюта. — Щепкин остановился у мольберта. — Я попросил убрать портрет, так что помогите, когда придут. А про стипендию не забудьте.

Он спустился в помещение службы безопасности. На одном из мониторов, передающих картинку съемочного павильона, Щепкин увидел свое прежнее лицо — гримировали актера. Попросив дежурного разъяснить, что происходит, он услышал, что готовится прошлогодняя хроникальная видеозапись, что не хватает материалов и что сейчас их как раз и «восстанавливают».