Чучело человека

— Пойду, — сказал он, поднимаясь с пола.

— Подожди, не сегодня. Выбери момент, подготовься, — предложила Вращалова.

— Хорошо, — согласился Щепкин, помедлил и спросил: — Сама не сможешь?

— Я женщина! — возмутилась Вращалова, — ты что?! И скажи спасибо, что вытащила тебя.

— Спасибо… — Щепкин готов был согласиться с любой мыслью, лишь бы оставили в покое. Его внезапно повлекло вниз, сложило пополам, вернуло на пол. Он почувствовал страшную, небывалую дурноту, судорога побежала от низа живота — к груди, к горлу, он закашлялся, и его вырвало. Перед глазами задрожал оранжевый занавес, Щепкин сложил руки на груди, закрыл глаза. — Я сейчас, — сказал он и увидел знакомый лифт.

Лифт поднимался от центра Земли. Щепкину захотелось посмотреть, что произошло с родителями в раскаленных недрах, но коробка лифта неожиданно ужалась до размеров оружейного сейфа, створки распахнулись, и в руки свалилась длиннющая винтовка Мосина с изящным четырехгранным штыком. «Возьми ее», — велела «далекая», и Щепкин ухватился за шершавое цевье. «Пообещай, что убьешь его», — попросила «далекая». «Обещаю», — кивнул Щепкин и подставил щеку для поцелуя. Лифт вернулся к прежним размерам, вновь распахнулись створки — к небу устремились разноцветные шары: один, десять, сто, тысяча. Из опустевшей кабины шагнул бледный Липка с чудовищно развороченным боком.

«Это тебе», — Липка протянул рождественский чулок, из которого посыпались игрушки: мамины кеды, спортивные трико — две белые полоски на каждой штанине, длиннющий лимузин со знакомой рукой, шоколадный Дед Мороз с винтовкой наизготовку, губернатор, обсыпанный сахарной пудрой, диски с материалами Компании, фотопортрет полковника медицинской службы, баночки с клубничным джемом, розовая папочка, газета с водоразделом на тридцать восьмой странице, женщина с огневолосыми детьми, поля, густо поросшие клубникой, одинокое захолустье, пахнущее рыбой, кривой магазин с темной глазницей, Рукавов с подносом, где покоится голова Щепкина, «далекая», с нетерпением принимающая этот поднос.

«Что мне со всем этим делать?» — спросил Щепкин, но вдруг увидел, что вовсе это не Липка, а Рукавов, вспомнил, что нужно стрелять, рванул со спины винтовку, дослал патрон, выстрелил одновременно с выстрелом Рукавова — пули дернулись навстречу друг другу, с чудовищной силой ударили обоих — Рукавова в переносицу, Щепкина в грудь — уронили в бескрайнюю сентябрьскую листву.

— Спасибо… — произнес Щепкин, открыв глаза, — одним махом обоих.

— Ты дурак или притворяешься? — возмутилась Вращалова. — Ну что, что сделать, чтобы ты поверил?

— Расскажи о проекте «Первый»…

Сознание вновь куда-то побежало — должно быть, прятаться под двуспальную кровать — в последнее мгновение Щепкин ухватил сознание за лодыжку, но оно пребольно пнуло хозяина в грудь, и тот безжизненным кулем свалился на пол. Из-под кровати в мятом плаще и с вывороченным боком возник Липка, помог подняться, усадил в кресло, сам, не снимая ботинок, плюхнулся в кровать.

— Прости меня, — сказал Липка.

— Ничего, я привык, — вздохнул Щепкин.

— Ты знаешь, никто не ждал тех событий. Все верили, что это навечно. Но случился съезд, где вождя развенчали в хвост и в гриву, и покойник вдруг предстал в омерзительном свете культа собственной личности.

— Но не для всех, вероятно!

— Не для всех… быть может, и не для академика Мясникова, понятия не имею. Не ведаю чем руководствовался старикан, с огромным научным ветром в голове, но он сообразил, что клеща, найденного на теле покойника важно сохранить для последующей научной работы… — Липка закинул руки за голову. — К моменту смерти Первого, в марте пятьдесят третьего, уже было известно, что ДНК несет информацию о свойствах организма. Но даже статья «Структура дезоксирибонуклеиновой кислоты» Уотсона и Крика в «Nature», опубликованная в апреле того же года, то есть через месяц после кончины, не объясняла как использовать кровь, содержащуюся в желудке паразита.

— А кровь трупа?

— В том-то и дело, что после смерти вождя набальзамировали. Тело — для хранения, органы — для механического исследования.

— Механического?

— Вот именно. Что касается ДНК, мумификация не подходит — нужна заморозка, что, собственно, и проделал академик Мясников с частицей вождя — клещом. К пятьдесят пятому шарашки позакрывали, и Заславский, тогда молодой профессор и ученик Мясникова, появился в Москве. Опасаясь возможных репрессий, тубус с жидким азотом и батареей автономного питания академик передал Заславскому. В шестьдесят пятом Мясников умер, а Заславский, продолжая биться над секретом ДНК, полагая, что в молекуле таится возможность не только продления, но и восстановления жизни, все экспериментировал, не оставляя надежды когда-нибудь взяться и за того, кто все эти годы в герметичном тубусе ожидал триумфального воскрешения…

— Да-да, помню, — сказал Щепкин, — печальный человек в форме полковника медицинской службы.

— Несколько лет назад он назначен настоятелем Свято-Троицкого монастыря.

— Вот как!

* * *