Все получилось, как Вращалова и предполагала. Ей удалось беспрепятственно выехать в Прагу, удалось вывезти палец, некий скарб, много денег. Подруга была препровождена в следственный изолятор, где пробыла несколько дней, в подробностях сообщив лишь то, чему была близкой, но слабо осведомленной очевидицей. Обвинение в пособничестве к ней как-то не пристало, не привилось, — она сама пала жертвой воровки и мошенницы, не только укравшей паспорт, но и золотое колечко, а также демисезонное пальто, приличную сумму денег, происхождение которой назвать затруднилась, чайный сервиз на шесть персон и что-то еще, незначительное, гигиеническое.
— Да у нее и подруг-то никогда не было, я одна сочувствующая.
Из Парижа Вращалова принялась клеветать на Рукавова, заявила, что это вовсе не Рукавов, а боевик Щепкин, что, разумеется, никакой не учредитель и владелец корпорации «ВОСКРЕШЕНИЕ Ltd», но всего-навсего участник бандитского подполья СОГ, Союза Озабоченных Граждан, — впрочем, слова эти никто всерьез не воспринял.
Начались ранние морозы. Смысла сажать картофель в мерзлую землю не имелось, однако приказ поступил, и бойцы сельскохозяйственного подразделения принялись его исполнять.
— Агро-спецназ, — напомнил офицер Инге, равнодушно взирающей на происходящее. — Гвардейцы. Элитное подразделение. Все — студенты сельскохозяйственных вузов. А мы к вам приезжали, помните?
— Вас сюда не для разговоров направили, — отрезала хозяйка, — не так ли? Выполняйте вашу работу.
— Простите.
Выполов подготовленные к зиме кусты клубники, солдаты разбили аккуратные грядки, к вечеру натянули пленку и устроили секции. На месте заурядного огорода поднялась теплица. Провели свет.
— И полив организовали.
— Вижу.
Все оказалось устроенным по самому взыскательному требованию землеустроительной науки. Прежние клубничные сотки взвешенно распределились под картошкой, луком, сельдереем, петрушкой, укропом и морковью. Это левая часть. А правая — опять картофель, свекла, чеснок, помидоры, баклажаны, тыква и огурцы.
— Замечательно, — сказал сосед-старик и пошел провожать машину. Вернулся с банкой клубничного варенья. — А что делать, не выбрасывать же. Они наверху разобраться не могут, а нам страдай.
— Пейте чай, я налила, — сказала Инга. — И потише, дети спят.
Знаете, — я ведь их помню, — они летом приезжали.
— Солдат-то, и что с того? Не помню.
— Ну как же, офицер еще мужичку вашему доложил, что в октябре приедут.
— А вы помните! — разозлилась Инга.
— Помню, — улыбнулся старик и блеснул глазом, — и мужичка вашего помню.
— Не ваше дело! — возмутилась Инга и шлепнула ладонью по столу. — Что вы все следите за мной, что покоя не даете?!
— Тише, тише, детей разбудите, — примирительно шепнул старик. — Не узнаю вас последнее время.
— Простите вы меня Христа ради, устала я, — Инга закрыла лицо руками, — пейте чай.
Старик хлебнул из кружки, наклонился к хозяйке и шепнул:
— Знаете, ведь это не Волан вовсе, в смысле Рукавов, Петр Андреевич, — старик выдержал паузу, чтобы насладиться произведенным эффектом, однако хозяйка и бровью не повела, — а Щепкин, Владимир Николаевич. — Сосед перешел на самый доверительный шепот. — Теперь всем заправляет Щепкин, понимаете?
— А нам что с того? — спросила Инга.
— А то, что не зря я поинтересовался вашим мужичком.
— Моим «мужичком»? — женщина вынула из столового ящика сигарету, закурила. — Я вам вот что хочу сказать, — она пустила струйку дыма старику в лицо, — вы плохо работаете, и я доложу нашему руководству. Вы ведь приставлены следить, а не судачить о работодателе, я не права? Знаете, как это называется? Разглашение конфиденциальной информации.
— Да что вы себе позволяете!
— Подождите, не горячитесь, — Инга затушила сигарету, — вы можете назвать ваше имя?
— Вениамин Павлович.
— Вениамин Павлович Коростылев, так?
— Совершенно верно. А вы — Инга Александровна Заславская.
— Я помню. — Инга улыбнулась. — Тем не менее, наши фамилии находятся в картотеке Компании в разделе «Ф». Казалось бы, Коростылев — «К», Заславская — «З», не так ли?
— На что вы намекаете?
— Я не намекаю, а призываю вас умолкнуть. Вы не Коростылев, а Фролов. Петр Семенович Фролов, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения. Бывший артист Симферопольского областного театра, сейчас пенсионер. И сын ваш — актер, амплуа — следователь… деревянная лошадка, маленький сын, паркет.
— Ошибаетесь, я — Коростылев.
— Вы приставлены следить, исполняйте вашу работу как следует, вам платят.
Старик замолчал. Инга погладила его по плечу.
— Ну-ну, не расстраивайтесь.
— А ваша как фамилия? — спросил мужчина.
— Я же сказала, в картотеке Компании это раздел «Ф».
— Жалею, что дал согласие, весьма жалею. Они… они начнут экспериментировать над людьми, вас это не пугает?
— Экспериментировать они не начнут, у них другие цели. Я рекомендую игрой этой не интересоваться. Получаете жалованье и сидите, помалкивайте… Знаете, мы оба пьем из одного источника, и не наша забота, какая ведется игра. Не все ли равно кто платит? Рукавов, теперь Щепкин. А вы идейный?
Сосед пожал плечами.
— Ну и хорошо.