Чудачка для пианиста

— Я если меня Егор попросил?

— Сомневаюсь, — я потер щеку от неприятного ощущения грязи на коже. Хотелось избавиться от общества этой курвы и поехать с Настей домой.

Ирина ухмыльнулась и встряхнула в руке телефон.

— Да-а-а, Егор тут не при чем, ты прав, но у меня, правда, есть для тебя кое-что важное. И ты выслушаешь.

Не нравился мне ее уверенный тон и наглый взгляд.

— Даю минуту, — отрезал и посторонился от ее клешни. — Держи дистанцию, мы не на свидании.

— Муженек, какой ты стал вредный, — скривила она рожу и потрогала золотое колечко в ухе.

— Быстрее, время идет, — я бросил взгляд на часы. — Осталось двадцать секунд. Что там может быть такого важного?

— Твой сын, Саша. Твой сын, — она понизила голос, а возле плеча пролетел тревожный вздох. — О, и ты тут, будущая женушка-несушка. Саша любит таких, особенно гнать в шею, когда становятся неугодными.

— Иди отсюда, Ира, пока я тебя с лестницы не спустил, — меня зажало в мысленной пружине так сильно, что связки скрипели, а язык заплетался. Что эта сука несет?

— Станешь пинать мать твоего ребенка?

Я засмеялся. Истерично и зло, жаль, что не бью женщин, потому что руки жутко чесались влепить этой мерзкой женщине мозг в лоб, потому что он явно вывалился где-то по дороге.

— Ты совсем свихнулась? Пойдем, Настя, я не стану эту ересь слушать, — я обернулся и попытался затащить невесту в класс, но она внезапно отпихнулась. Заметил, что Чудакова уже набросила пальто и взяла рюкзак. Тонкие пальцы сжимали до хруста бархатные лямки. Голубые радужки налились темной синевой, губы сжались, а волнистые волосы рухнули на покрасневшие щеки.

— Я выслушаю, — тихо сказала Настя и недоверчиво сощурилась.

— Вот и умница, — съязвила бывшая и протянула Чудаковой телефон. Я был в откровенном шоке.

Хотел отобрать, но Настя отскочила от меня, как кузнечик от сапога, и уставилась в экран. Она смотрела несколько секунд, лишь раз коснулась стекла и передвинула изображение. Я видел, как белеют ее пальчики, как глаза наливаются слезами, и ничего не мог сделать.

— Что там? — выдавил я и обомлел, когда она подняла голову.

— Так, значит, бесплодный? Я, Гроза, считать и читать пока не разучилась! — она бросила мне на ладонь мобильный, и, пока я ловил его, просто ушла.

— Стой! Настя! — я крикнул, но, опустив взгляд, понял, что Ирина сломала мне жизнь дважды.

С фото на меня смотрел мальчик лет пяти: черные, как смоль, волосы, темно-карие глаза, знакомый размах бровей. Маленький вылитый я. А ниже выписка из роддома: «Егорова Ирина Марьяновна, 93 г. рождения. Мальчик, вес 3000 г, рост 55 см». А ниже дата: 20 февраля, 2014 г.

Не. Может. Быть.

Мы расстались в конце ноября 2013. Тогда у Иры было… шесть месяцев. Как? Почему она скрывала? Это какое-то жуткое вранье! Я замотал головой, дернул до яркой боли волосы и попытался что-то сказать, но слова не шли, стояли комом и давили меня, как пресс, угрожая сломать шею.

— Он твой, — проговорила спокойно Ира. — Ниже почитай.

На следующем фото скан документов. Заключение экспертизы ДНК. Мое имя, а рядом Гроза Максим Александрович и ниже «99 % отцовство».

— Я не знаю, как ты это сделала, но не верю ни единому слову, — и, бросив в ее кривые пальцы телефон, побежал за Настей.

Поймал ее на улице, на перекрестке. Я даже не понял, как вылетел в одной рубашке в лютый мороз и пробежал не дыша сто метров.

— Ирина врет, — потянул Настю за руку.

Она брыкнулась и, оттолкнув мою ладонь, окинула меня холодным презрением.

— Может, это ты, Са-ша, врешь?!

— Зачем?

Настя напряженно повела плечом.

— Гроза, оставь меня в покое. Иди, а то простудишься. Иди к сыну.

— Нет, Настя, пожалуйста. Даже если это так, я ведь ничего не знал!

— Знал, не знал… Ты бросил беременную жену! Ты не поверил, что она верна тебе и не лгала. Ты уличил Иру в том, чего не было, выгнал с животом на улицу и пять лет не интересовался ее жизнью. Тебе было плевать на всех, кроме себя. Я даже понимаю, почему она такая стерва. Теперь понимаю. С меня достаточно! Ты никому не веришь, а я не хочу всю жизнь оправдываться!

— Да как вам верить, если вы постоянно не договариваете? Скрываете переживания, прячетесь в коконе прошлых ошибок, а я не пророк и не экстрасенс!

Я понял, что ляпнул лишнее, но слово не воробей…

— Еще скажи, что у меня пятнадцать недель, и ребенок не твой.

— Я… — поперхнувшись ответом, я выдохнул горячий воздух в ладонь.

— Да, — Чудакова, запрокинув голову, горько засмеялась. В синих глазах переливались, как капли растаявшего снега, слезы. — Ты так подумал, когда мы были на УЗИ, просто не сказал вслух. Что ж ты сейчас не пнешь меня, как Иру? До сих пор считаешь каждый день беременности, потому что не до конца уверен, что ты отец.

— Это не так, Настя, умоляю, остановись.

— Не хочу тебя видеть… — прошипела незнакомым и далеким голосом Чудакова. — Можешь не считать ребенка своим, Гроза, потому что он мой!

Я потянулся обнять ее, успокоить, объяснить, что это просто недоразумение, какая-то путаница, но Настя шарахнулась от меня, как от прокаженного, и побежала через дорогу. Прыгнула в трамвай, и время на этом моменте заклинило.