Чудачка для пианиста

— Прости, что сомневался. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Ну же, не плач, я рядом, никуда не ухожу. Малинка…

— Сань, а с рукой что? — Давид вытащил бинты, баночки со спиртом и засмеялся. — Да вы прямо близнецы сегодня. И-и-и-и, — он хихикнул, — не благодарите.

Друг что-то еще тараторил, перевязывал наши руки по очереди, а я не мог отвести взгляд от девушки. Какая же она красивая. Моя Чудачка.

Глава 72. Настя

В дороге мы уютно молчали. Саша поглаживал мою ладонь и смотрел сосредоточенно на дорогу. Я так измоталась, что почти отключилась на его плече.

Сначала мы заехали к отцу. Папа как-то очень быстро отпустил меня, даже не уточнял, что случилось, только перебросился несколькими фразами с Грозой, пока я переодевалась.

А потом мы с Сашей вернулись домой. Так странно было зайти в комнату и увидеть, что все мои вещи на тех же местах, даже беспорядок на столе остался, словно не было трех недель разлуки.

— Я представлял, что ты не уходила, — прошептал Саша и уткнулся носом в мой затылок, обнял со спины и положил теплые руки на живот. — Смотрел на твои вещи, слышал твой запах, даже вон ту сокровищницу с нитками перебирал, — он показал на комод. Возле коробки, как на витрине, стояли разноцветные пинетки, а рядом в стопку были сложены свитера и шапочки. — Я тебя так люблю, Малинка. Так люблю…

Высвободившись из сладкого плена рук, я полезла в коробку. Достала черный шарф, связанный тонкой нитью. В уголочке я вышила для Саши маленькое послание, но видно его, только если присмотреться. — Саша, я тебя тоже очень люблю и… верю. Глупо, так глупо убегать от проблем, бояться поговорить о них. Я осознала это. Сможешь ли ты доверять мне, как раньше?

— Я и не прекращал, — сказал он тихо и опустил голову. — Я знаю про Эда, Настя. Не нужно было это скрывать, моя ласковая. Он подонок, я из-за этого перестал с ним играть и общаться.

Я укусила губу и хлопнула глазами, чтобы смахнуть подступившие слезы, посмотрела на сжавшийся распухший кулак Саши. Уточнять не стала, но почему-то была уверена, что эта сильная рука встретилась с наглой рожей Эда. И стало намного легче в груди, будто камни раскололись и упали в небытие.

Саша перехватил шарф и долго мял его в руках, а потом поднял встревоженный взгляд и спросил:

— Ты это мне вязала? А я ломал голову, кому предназначено сердечко в углу.

— Тебе, — я осторожно кивнула и помогла Саше замотать шарф вокруг шеи. — Жаль, что сезон закончился.

— В следующем году буду носить, — он ласково погладил мои руки и обнял за плечи. — Но когда ты успела?

— Тебе лучше не знать, — прошептала я, вдыхая запах его рубашки и прислушиваясь к звукам, наполненным гулким стуком любимого сердца под моими ладонями.

— Невыносимая упертая женщина.

— И что дальше, Саш? Знать, что где-то ходит твой сын — так тяжело.

— Он не мой. Я даже не видел его ни разу.

— И не хочешь увидеть?

— В этом нет смысла. Ирина — дочь известного преступного деятеля, не думаю, что мне позволят с ним видеться, потому не станем терзать друг друга.

Где-то в коридоре зазвонил мобильный. Саша с разочарованием отлепился от меня и пошел отвечать. Я шла за ним и любовалась выправкой широких плеч.

— Да, мам… — Саша замолчал, а потом тревожно спросил: — Что случилось? — он тяжело выдохнул в ладони и продолжил: — Не плач, пожалуйста. Я буду через час. Держись, мам.

Он нажал отбой и повернулся ко мне.

И почему у меня сердце в пятки ушло от этого темного и печального взгляда?

— Джек… — выдохнул Гроза. — Нет его больше, нужно похоронить.

— Я с тобой поеду.

— Уверена, что стоит?

— Это твоя мама, я хочу поддержать. Пожалуйста, Саша.

— Тогда одевайся потеплей, — быстро согласился жених и подхватил ветровку с крючка. — И она будет много плакать. Точно выдержишь, Настя? Джек ей был очень дорог.

— Я помню, Саш. Амнезией не страдаю и все прекрасно понимаю. Я хочу быть с тобой в этот момент.

Он кивнул и выпустил меня из квартиры, и я услышала нежное и протянутое «спасибо», что запуталось в волосах.

В дороге я все-таки отключилась, а когда Саша коснулся большим пальцем щеки, чтобы меня разбудить, открыла резко глаза и прошептала:

— Я так скучала, мой пианист. Поцелуй меня, пожалуйста…

Он молча наклонился и коснулся теплым дыханием губ. Держался в миллиметре от моего рта и задевал кожу кожей. Мне кажется, между нами пролетали искры, а в глубине моего тела распускались цветы и взрывались огненные вспышки.

— Люблю, слышишь? Очень…

И, резко выдохнув, налетел на губы. Стал бешено пить, толкаться языком, сплетаясь с моим, а потом отстранился и прошептал:

— Давай, сделаем это, а потом я тебя не отпущу. Я слишком истосковался по тебе, Малинка.

Мама встретила нас у дверей. Заплаканная, покрасневшая. Она увидела меня и распахнула шире глаза, набрала полную грудь воздуха, будто сдерживалась, чтобы не показаться слабой, но все равно разревелась. Будто, посмотрев на сына, под ребрами что-то подорвалось. Она прикрыла ладонями грудь и простонала:

— Он не пил ничего со вчерашнего дня, а сегодня тихо умер в вольере. Саша, я… его же Олег подарил, как я теперь?