Рожденный весной ручеек, смеясь, струился вниз, он купался в солнечных лучах, искрился, сверкал и переливался в них, он воздавал должное родникам и источникам, которые подпитывали его силы. Он весело журчал, играл с болтающимися маленькими корнями и слегка подталкивал бочком зазевавшихся рыбешек и головастиков, которые тут же в панике кидались в крошечные заводи и отсиживались там. Это был веселый и счастливый ручей. Когда он добрался до озерца перед клинообразной пещерой, он обнаружил в своих владениях чудовище. Сначала он попробовал его растолкать, но когда увидел, что у него ничего не выходит, стал легонько пощипывать его. Он щепотками отрывал от чудовища рыхлые наросты, выравнивал их и тщательно вымывал грязь. Вода вокруг него окрасилась в черный цвет. Это обстоятельство не остановило ручей, он лишь с большим рвением продолжил работу: он вымывал и чистил все, к чему прикасался и не знал при этом отдыха. Где он находил гниль, разрушение или болезнь, он, подобно терпеливому хирургу, удалял их, а если он видел, что гнилью поражен большой пласт, то не раздумывал особенно долго — принимался удалять весь пласт. Это был хороший ручей, ручей — санитар. У него даже в мыслях не было причинить какой-то вред этому чудовищу, он просто решил немного подчистить его, он рассеивал смытую грязь по всей заводи и она, образовывая темные круги вокруг камней, постепенно оседала на дно, где питала собой корни водорослей, которые от этого станут еще более сочными, зелеными и прекрасными.
А чудовище все таяло. «Я уменьшаюсь, становлюсь меньше», — думало оно, — любопытно. Теперь я не могу двигаться. А сейчас еще та моя часть, что думает, также исчезнет в этом холодном и мокром веществе… Потом и весь я исчезну в нем… Сначала я перестану мыслить и анализировать, а потом вовсе прекращу существование. И это тоже очень, очень интересно…»
Итак, чудовище уменьшалось и продолжало загрязнять собой воду. Но даже тогда, когда она снова стала чистой, вода продолжала обмывать и общипывать оставленный чудовищем скелет. Он был небольших размеров и на его левой руке теперь был явственно различим неправильно зажитый участок перелома. Солнечные лучи ярко поблескивали на вставленной в бледный череп серебряной треугольной пластине. Скелет был очищен от грязи полностью. Ручей, хитро прищурившись, звонко рассмеялся над ним.
Они нашли скелет — шестеро угрюмых, мрачных мужчин, которых послали найти убийцу. Никто так и не поверил Малышке, когда она позже рассказала свою историю. Позже, потому что в тот день она кричала без перерыва в течение семи часов, а весь следующий день пролежала без движения, точно мертвая. А не поверили ей по той простой причине, что ее история была про Бармаглота, и все знали, что этот «Бармаглот» был придуман ее собственным отцом для того, чтобы она не проказничала. Но именно благодаря ей в Большом Ручье был найден скелет и люди, работавшие в банке, прислали всей семье чек на такую сумму, о какой все они не смели даже мечтать. Как было установлено, тот скелет принадлежал старому Роджеру Кирку, хотя найден он был по непонятной причине в пяти милях от того места, где лес поглотил его останки и воссоздал заново — в обличье монстра.
Семья Дру построила новый сарай, закупила новую отборную скотину и наняла на работу четырех человек. Но с ними не было Элтона. И с ними не было Кимбо. А Малышка с тех пор кричит по ночам и выросла очень худой и болезненной.
ЖАН РЭЙ
ЧЕРНОЕ ЗЕРКАЛО
Уже в который раз мистер Торндайк, хозяин публичной библиотеки в квартале Степл-инн, поглядывал со своего места на причудливые дома с деревянным фасадом, стоящие напротив его окна.
В читальном зале, где на столах из черного дерева громоздились книги, не было ни души, и он не мог уже в который раз кому-нибудь рассказать, что чрезвычайно ценит тюдоровский стиль этих построек, что только они одни и сохранились при пожарах и потрясениях, пережитых Сити, начиная с XV века.
Ни души…
Вообще-то это было не совсем так, но единственный посетитель, лениво перелистывавший засаленные и лоснящиеся тома, для библиотекаря в счет не шел.
Доктор Бакстер-Браун был простым квартальным лекарем; он жил на Черч-стрит, занимая две комнаты в одном из высоких тусклых домов в окрестностях Клиссолд-парка, не имел у себя ни библиотеки, ни лаборатории, а немногочисленных пациентов принимал в убогой гостиной с черными креслами, набитыми конским волосом. Два раза в неделю он тащился через всю столицу до Холборна, в пыльную читальню Торндайка; там он просиживал час или два и в итоге уходил с какой-нибудь книжкой под шестипенсовый залог.
На улице моросило, а стол его находился в самом темном углу библиотеки. Но мистер Торндайк и не думал зажечь одну из ламп с зеленым абажуром ради такого небогатого посетителя.
Бакстер-Браун, не читая, шелестел толстыми страницами «Истории Англии», а под этот том исподволь подсунул какую-то тоненькую книжицу, усыпанную ржавыми пятнышками и источенную бумажным жучком.