Лешин папа тоже не отличался богатырской комплекцией, но на работе пользовался уважением, а вреднейшая с двумя другими зятьями теща – батю Тюти никогда не шпыняла. Наоборот, относилась заботливо, а ругала изредка. Порядка ради, тонуса для…
Так что, возможно, тщедушная фигура играла не самую главную роль в том, что Тютя, доведенный до ручки презрением ровесников, помышлял о самоубийстве.
План сложился давно. Но Тютя боялся высоты, поэтому откладывал реализацию. Ему исполнилось двенадцать – жуткий возраст.
На день рождения мама убеждала пригласить домой друзей. Если бы они были!
Обещала напечь пирожков с яблоками. Да кому они нужны?
Как раскрыть родителям глаза на правду, Леша понятия не имел. Мама считала его золотым ребенком. Папа-дальнобойщик пропадал в поездках по стране. Младшая сестренка братика доставала просьбами поиграть и слюняво целовала в щеки и нос. Так что дома понимания не находилось. Никто не замечал размеров катастрофы. Или Тютя сам себя накручивал?
Да, Боренька Садовский отвешивал ему лещей при всем классе. Девочки смотрели и хихикали… Но он не одного только Лешу прессовал. Да, Ирочка Козлова написала на доске перед контрольной: Тютя гандон. Но… Мама Ирочки была, как мы сейчас выразимся, женщиной с пониженной социальной ответственностью. И Козлова-младшая обзывала регулярно почти всех, кроме разве что уже упоминаемого Бореньки.
Мало ли кто плелся в хвосте школьных рейтингов популярности, а потом раз, и добивался заоблачных высот. Первые станут последними? Или наоборот?
Тютя страдал. Сутулился. Грыз ногти. И решил прекратить свое бренное существование самым простым образом. Одним шагом. Вниз.
Приятным теплым утром пятницы, в один из последних дней учебы Тютя выбрался на крышу школы. Да, он был таким идиотом, что собрался броситься с пятого этажа. Тютя не знал, что скорее поломается, чем мгновенно умрет. Или не думал. Не был силен в анатомии и физиологии. А суицидальных блогов в Сети еще не водилось за неимением Интернета в принципе. Дело было тридцать лет назад, в практически пещерные докомпьютерные времена.
Итак. Тютя приметил, что люк не заперт, и вылез наружу. Огляделся. Аккуратно поставил портфель у входа.
Внизу во дворе было тихо. Только что прозвенел звонок на урок. А шум из классов до крыши не долетал.
Тютя дошел до парапета, или как там называется небольшой бордюр по краю? Сесть на него и свесить ноги он не мог решиться. Встал рядом.
И услышал всхлипывание, писк, смех. Сбоку. За небольшой будкой то ли для вентиляции, то ли для второго меньшего размера выхода творилось что-то непонятное.
Тютя зачем-то пошел на звуки. Обошел будку кругом. И обнаружил двух оболтусов из восьмого «Б». Которые курили, пересмеивались и… И? И по очереди опускали руки с сигаретами в старое мятое ведро. Тыкали… Тютя протиснулся мимо малость прифигевших бэшек и заглянул внутрь. На дне железной емкости возилась и всхлипывала маленькая серая зверюшка. Тютя с недоумением посмотрел на садистов. Он просто не сразу поверил в происходящее. Потянулся, прикоснулся пальцем к пыльной шерстке.
Жека, он был повыше ростом и пошире в плечах, козырно сплюнул Тюте под ноги и пояснил.
– Осторожно, цапнет! Лапы у нее перебитые, не выскочит. Но ерепенится еще!
– Ага, – подтвердил второй мучитель, Диман.
Тютя вытряхнул несчастную крысу к стене будки, на крышу. И с размаху ударил ведром в наглое широкое прыщавое лицо Жеки. Пошла потеха.
Вдвоем опытные в жестких пацанских драках Диман и Жека не могли одолеть одного задохлика, который, пренебрегая правилами и своей безопасностью, вгрызался в уши и запястья, выл, плевался, целился пальцами в глаза.
Битва продолжалась недолго. Физически сильный противник был деморализован. И начал отступать.
Тут очень вовремя, привлеченные боевыми кличами и ором, на крышу выскочили физрук и физик.
Помятые, грязные, дезориентированные хулиганы стали оправдываться. Мол, он сам на нас напал. Набросился. А мы что? А мы ничего.
Тютя же прижимал разбитыми руками к груди маленькое серое тело. И шептал.
– Ничего. Ничего. Ничего.
Физрук скривился. Он терпеть не мог крыс. А немолодой уже физик вздохнул. И сказал, что ветклиника на другом конце города. Это во-первых. А во-вторых, что пасюка лечить вряд ли будут.
Тютя кивнул и полез вниз, забыв про портфель.
Малышка тихо скрежетала у груди, словно прищелкивала зубами. Хвост обвивал запястье мальчика.
– Ничего. Ничего.
Тютя шел по городу, не очень понимая, что не отпросился с уроков. Что он грязный и помятый. Что скула ободрана. Под глазом шикарный почти черный фингал.
– Ничего. Ничего.
Ветеринар действительно не хотел принимать. Тютя сначала постыдно разревелся. А потом заорал, что не уйдет. И вообще, ей же больно!
Почему ей? С чего он решил, что это девочка?
Ветеринар брезгливо потянулся к тушке, и она оскалилась, встретила его пальцы зубами. Промахнулась малость, мужчина успел отдернуть руку. Непоследовательно велел:
– Неси в кабинет.
Вскоре выяснилось, что у крысы сломаны две лапки. А одну придется отрезать.
– Зачем тебе это? И ей, калеке, это на фига? Давай усыпим. Больно не будет.