Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Возникли у Норы какие-то соображения и насчет старинных бабушкиных тазика и кувшина от умывальника «Мойдодыр». Но и от них Нора тут же отказалась: не дай бог, соседи, готовившие в тазике и кувшине еду для поминок, сочтут ее — Нору — жадной, корыстной, назовут барахольщицей. В результате Нора уносит с собой только сундучок деда, где оказываются его письма… не считая, конечно, полчищ клопов (кстати, в ту пору клопов в Москве нормальные хозяйки давно уже вывели!).

Даже отрицательный персонаж Генрих, отец Норы, ограничился тем, что взял с пианино матери шарообразные часы размером с большое яблоко — «память о деде-часовщике».

Кажется, такие часы назывались «луковицами». В 1970-е годах им уже цены не было! Но ни Нора, ни ее отец не желают это брать в голову, как говорили в дни моей юности.

Генрих еще подумал: «жаль все же, что мамина комната государству отошла». Мысль сия промелькнула у него в голове — весьма резонная, между прочим, ведь при советской власти в стране всегда был жестокий жилищный голод…

Но я все никак не могу успокоится насчет вещей бабушки Маруси. Совершенно ясно, что они либо попадут к несимпатичным и некультурным соседям усопшей, либо будут выброшены на помойку. Скорее всего большинство предметов попадут именно туда…

В 1960–1970-е московские помойки были забиты старой мебелью и утварью. Получив новую квартиру, люди покупали чешские, румынские, польские, в лучшем случае финские «гарнитуры», чем-то напоминавшие мебель ИКЕА. Причем, чтобы купить всю эту «роскошь», приходилось месяцами стоять в очередях… И в то же время я знала москвичей, которые на свалках находили бесценные предметы старины или просто вполне приемлемые столики, шкафчики, пуфики, навесные полки и т. д. Все это они сами приводили в божеский вид, если были «рукастые».

И тут дело отнюдь не только в деньгах. В вещи, сделанные 100 лет назад, был вложен труд мастера, и не надо объяснять, насколько ценнее были они, чем мебель, сошедшая с конвейера.

Впрочем, в книге есть и другой аспект этой проблемы… Сыну и внучке Маруси должно быть неприятно, если предметы, всю жизнь окружавшие Марусю, попадут к чужим людям — быть может, несимпатичным, а быть может, и дурным… По-моему, это вполне обычное опасение.

Помню, как долго я искала хорошие руки, чтобы отдать в них книжный шкаф черного дерева, который остался после смерти моих родителей… и не помещался у меня в квартире.

Вот написала я подробно про отношение героини Улицкой, Норы, к еде и к вещам, так сказать, к неодушевленным предметам, а об ее отношении к людям почти ничего не стала говорить.

Соседи бабушки Маруси по коммуналке не в счет. Самой бабушки больше нет, а Нора в сознательном возрасте к ней и не приходила.

Не в счет и Тенгиз, Большая Норина любовь. Ясно, что Нора, думая и говоря о нем, не объективна…

Начнем с самых близких Норе людей. Мы уже знаем, что отец Норы ей не… нравится — он «жадно» ест и как-то не так «жует»…

Попробуем все же разобраться, что он за человек и почему Норе явно неприятен.

Итак, Генрих Осецкий.

Из романа мы видим, что Генрих вовсе не был таким уж бесчувственным злодеем. Как только узнал, что жена любит другого, тут же ушел из дома, оставив ей трехкомнатную квартиру со всем содержимым, включая «серебряную лопаточку для торта»… Когда сам заболел, подарил дочери машину… Даже обрадовался, что может сделать Норе такой дорогой подарок… Остальное приходится домысливать исходя из реалий тех лет, о которых идет речь.

По всему видно, что отец Норы — уникальный специалист.

Иначе он не получил бы трехкомнатной квартиры в Москве, которую, заметим, без звука оставил жене… Не получил бы и двухкомнатной после того, как обзавелся новой семьей. И не смог бы содержать первую жену и Нору, дочь-подростка. Судя по всему Амалия, бывшая его супруга, не слишком утруждала себя. Наверное, Генрих подбрасывал деньжонок и матери, ведь Маруся, как следует из книги, не имела ни специальности, ни работы…

Один тот факт, что отец Норы получал и в годы войны, и в предвоенное время большие материальные блага, свидетельствует о его незаурядных талантах: он же был сыном репрессированного отца, а дети репрессированных, как правило, влачили жалкое существование, их вообще не брали на работу…

Нам остается гадать, кем был Норин отец Генрих. Может, он строил самолеты? Или делал танки? А может, стал одним из создателей атомной бомбы?

Как бы то ни было, претензии Норы к отцу не понятны.

Правда, на самых последних страницах объемного романа Нора выяснила, что Генрих написал донос на своего отца Якова после того, как того уже арестовало НКВД… Но до этого похода в архив ГБ ни она сама, ни читатель этого не подозревает. Так что явная неприязнь дочери к отцу выглядит как свойство ее характера — или, скорее, мировоззрения…