Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

К нам в Москве Вицлебен не приходил — не до нас было. Однако когда мы приезжали в ГДР, то первым делом звонили ему. То же самое делала и я, если, хотя и изредка, приезжала одна. И добряк Вицлебен приглашал меня или нас с Д. Е. в кафе, а еще чаще — в Потсдам, посидеть у него в живописном садике. Его домик принадлежал ансамблю парка Сан-Суси, где находится королевский дворец Фридриха Великого — так называемый прусский Версаль. Помню, что, когда я входила в этот домик к Вицлебену, у меня дух захватывало от красоты его убранства. На стенах висели старинные гравюры, а на каминной полке стояли средневековые оловянные тарелки. Однажды Вицлебен пригласил нас не то на второй этаж, не то в мезонин своего жилища и познакомил с женой — венгерской графиней. Супруги рассказали нам с мужем, что они боятся и каминов, и печек — словом, открытого огня, а центральное отопление нарушит ауру этого дома — произведения искусства. В результате они обогревали все помещение с помощью электричества. Не помню, чем они нас угощали, но помню, что Д. Е. потребовал, чтобы жена Вицлебена предоставила ему электроприбор, на котором он вскипятил бы чай по способу Похлебкина[11].

Естественно, большой белый чайник, который графиня Вицлебен дала моему мужу, Д. Е. тут же расколотил. Хорошо, что она успокоила меня, сказав, что чайник был самым обычным, купленным в магазине, в отличие от всей остальной старинной посуды, на которой нас угощали Вицлебены.

Как только ГДР, где был Потсдам, воссоединили с Западной Германией, Вицлебенов тут же выселили из Потсдама, по слухам, обвинив чуть ли не в том, что они варварски использовали маленький домик-шедевр, принадлежавший ансамблю дворца Фридриха Великого. Для нас с Д. Е. Вицлебен был навеки потерян, и никаких возможностей узнать о его дальнейшей судьбе у нас не было. Очень грустно.

В ФРГ, куда начали пускать советских граждан только при Горбачеве, у нас было еще больше знакомых, чем в ГДР. Там нас привечали старушки с графскими титулами — вдовы участников заговора против Гитлера, о которых Д. Е. написал свою кандидатскую диссертацию в далекие послевоенные времена.

Главным нашим другом там стала Евангелическая академия — довольно непонятное для нас, совков, заведение. Члены этой академии — протестанты — не признавали обрядность. Проповеди произносились зимой с кафедр, вокруг которых бегали малые дети, а летом — просто на свежем воздухе, где прихожане то приходили, то уходили и где также резвились ребятишки. На этих молитвенных собраниях присутствовал самый разный люд — от молодых поэтов, мелких служащих и студентов с крашенными во все цвета радуги шевелюрами до коммивояжеров в солидных костюмах. Часто свои коллоквиумы Академия собирала в деревнях и приглашала нас с Д. Е. В деревнях жили и ее пастыри. С одной такой пасторской семьей я подружилась. Название деревни, где они обитали в скромном коттедже, не помню. Помню только, что этот коттедж находился рядом с бывшим помещичьим домом с мраморной лестницей. В том доме жили… старушки, по-нашему, престарелые. Старушки порхали по всей лужайке перед роскошным своим домом, но на моления не ходили. Зато устроили рядом буфет, где продавали пирожные. Туда не ходили мы с Д. Е., ибо немецкие пирожные предельно невкусные — они из сладкого творога, которого я терпеть не могу (творожники умеет делать только моя помощница Лена).

Как сказано, благодаря коллоквиумам, в деревнях мы познакомились с уймой народа — и с очень симпатичными людьми, и с довольно глупыми любителями всяких сборищ. Один из постоянных посетителей этих собраний прожил две недели у нас в России, а мы у него — тоже две недели в Майнце. Он был коммивояжер.

Был у нас и знакомый парень из ФРГ, которого бросила… русская жена. Видимо, эта дамочка считала, что все иностранцы — люди богатые. А этот бедолага был скорее бедняк… Жил на 4-м этаже без лифта.

Появился у меня в ФРГ и поклонник-инженер. К сожалению, он был «зеленый» и потому не мог приехать в Россию. Ведь пешком или на велосипеде до Москвы из ФРГ не доберешься, а лететь на самолете или ехать в поезде означало для него «губить природу»…

Больше всего поражало меня в ФРГ огромное количество людей, которые занимались благотворительностью: в частности, женщины из знатных семей, которые сами жили чрезвычайно скромно. На целые месяцы, бросив своих мужей, они уезжали в неблагополучные страны Африки.

В общем, бывая в Западной Германии, я с трудом могла уразуметь, как это те же немцы с огнем и мечом прошли по всей Европе, жгли и насиловали, разоряли и калечили несчастных европейцев и погубили бы мою родину, если бы не наша доблестная армия и весь наш народ…