Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Но внешний вид дома был куда прекраснее, нежели его внутренность — огромная квартира, где мы обитали. Позвонив со двора, вы поднимались по довольно широкой, но месяцами немытой лестнице на площадку, по обе стороны которой тянулась наша коммуналка. Налево был большой холл, а может, зал или просто передняя с паркетным полом, от которой отходили пять дверей — за четырьмя из них жило по семье. Одна семья имела две двери, как ни странно, не рядом, а через переднюю-холл. По другую сторону лестничной площадки было огромное, полукруглое, как мне сейчас кажется, помещение: очень высокий зал, грязный, с закопченным потолком. Зал служил кухней, в нем стояли восемь или девять столиков-тумбочек и несколько газовых плит. В конце этой кухни была маленькая раковина с медным краном — там умывались все жители квартиры. Налево в стене была еще одна дверь. За ней тоже жила семья — муж с женой. А рядом находилась небольшая выгородка, нечто вроде объемного шкафа — в ХХ веке такие шкафы именовались «шкафами-купе» — в этом шкафу-купе помещалась уборная. И сосед, проживавший вплотную к выгородке, писал в заявлениях, что их «заливает фекальная жидкость», и просил дать им с женой более приспособленные для жилья «квадратные метры».

На лестничной площадке была еще одна комната, где обитали согбенная старуха-мать и дочь, здоровенная бабища. Всего в коммуналке на Цветном бульваре проживали, видимо, шесть семей. Нас, к примеру, было пятеро: Д. Е., я, Алик, Ася и домработница Шура. Но, даже если считать, что в среднем семья на Цветном не превышала троих человек, получается, что одной раковиной и крохотной уборной пользовались 18 персон.

Телефон был один на всех, назывался «общий». Висел он в холле сразу за нашей дверью.

Мы перегородили на три части большую комнату, предварительно сбив с потолка лепнину, — перегородили, благо окон было навалом. Сперва шла у нас столовая, из которой одна дверь выходила в Аликину комнату, в которой спала еще домработница Шура и висел дачный рукомойник со шкафчиком под ним, где стояло ведро. Посылать Алика умываться на кухню мы не рисковали. Вторая комната, выходившая из столовой, предназначалась для нас. Там помещались две кровати — железные каркасы, сделанные, видимо, на военном заводе. На каркасах лежали матрасы, а на матрасах — красивое покрывало, присланное моей сослуживице из США. Кроме кроватей, в комнате еще был массивный письменный стол. Но через год нашего проживания на Цветном из костно-туберкулезного санатория выписали тринадцатилетнюю Асю, и мы отдали ей свою спальню-кабинет, а сами стали спать в проходной столовой на раскладывающемся диване.

Напротив перегороженного зала — в своих «апартаментах», как сказано выше, — жила супружеская пара с девочкой лет двенадцати-тринадцати. И вот муж, средних лет господин, перед сном любил попарить ноги — именно попарить, а не помыть. Парка ног была долгой. И эту ежедневную оздоровительно-лечебную процедуру отец семейства желал проводить не у себя в комнате, а в холле напротив нашей двери. Супруг выходил на люди с большим тазом и табуреткой. Мадам водружала на полу рядом с табуреткой кипящий чайник и кувшин с холодной водой. Супруг засучивал брюки и опускал ноги в таз, предварительно закурив папиросу «Беломор» для полного кайфа!

В довершение всего скажу, что наша тогдашняя коммуналка в прошлом была, по слухам, публичным домом, принадлежащим некоему греку. А сама улица, где этот дом находился, — улицей красных фонарей.

После революции 1917 года дома терпимости уничтожили, и этот злачный район стал обычным районом в центре города.

Таков был быт коммунальной квартиры на Цветном бульваре… Утром — очередь в шаткий сортирчик, вечером — чужие ноги в тазу напротив двери.

Зачем я так подробно описываю все это, прервав рассказ о нашей Главной книге? Я ведь уже сказала: хочу оттенить необычность подарка судьбы.

Итак, в один воистину прекрасный день на мое имя (Люся Мельникова) и на адрес коммуналки пришло извещение о почтовой посылке из капстраны. Прошу прощения, но в ту далекую пору все страны делились на «кап» и на «соц», то есть на капиталистические и социалистические.

Ошеломленная, я сперва начала обдумывать варианты отказа: все-таки опасно получать посылки из капстраны. Конечно, Сталин уже умер, а Берию казнили. Извещение пришло не с Лубянки, а из нашего почтового отделения. Все же лучше отказаться. Но как отказаться? Под каким предлогом? Я не Люся Мельникова… Но начнется дознание — и т. д. и т. п.

В общем, проклиная все на свете, мы с мужем пошли в соответствующее почтовое отделение. К нашему изумлению, нас встретили очень радостно, не потребовали ни паспорта, ни другого документа. Попросили только поскорее забрать посылку. А посылка оказалась двумя тяжеленными ящиками, набитыми немецкими книгами, — по-видимому, почта не чаяла, как от них избавиться.