Да, я поняла тогда, что нам с мужем и не снилась та степень внутренней свободы, которой обладал Марьямов. Не думаю, что эта внутренняя свобода появилась у него как следствие работы в «Новом мире» — скорее, наоборот, «Новый мир» притягивал к себе людей внутренне свободных.
А ведь Саша был лет на десять старше нас с мужем. Стало быть, его и пугали больше, чем нас. В 1937 году он уже занимал какой-то пост, а мы были всего-навсего студенты…
От приятельницы семьи Марьямовых услышала недавно, что разгром «Нового мира» вверг Сашу в отчаяние. Человеком был он суперквалифицированным, и знакомых у него числилось пол-Москвы, мог бы материально продержаться, пописывая в газеты и журналы, занимаясь переводами и т. д. Нет, не мог — или не хотел. Умер очень скоро после разгрома «Нового мира» и кончины Твардовского. Кажется, в шестьдесят три года.
Но вернусь к «Преступнику номер 1»…
Восемь марьямовских печатных листов на разы увеличили убойную силу книги.
Почему тоталитарные властители оказались столь похожими по своему отношению, к примеру, к искусству авангарда начала XX века? К абстрактному искусству? И почему вообще эти всемогущие, но малограмотные властители желали управлять искусством? Да на кой черт Гитлеру было рассуждать о музыке Вагнера?
А ночные бдения? Фюрер спал до обеда (добропорядочные немцы обедают в час дня), а по ночам устраивал застолья. И десятки приближенных из ночи в ночь, борясь с дремотой, выслушивали застольные беседы — на самом деле нескончаемые гитлеровские монологи. В тоталитарные времена по ночам не спало все начальство огромной страны. Десятки тысяч людей сидели у так называемых вертушек (телефонных аппаратов), преодолевая сон. И только при первом крике петуха, часов в 6 утра, люди с портфелями вызывали заспанных шоферов своих персональных машин и со вздохом облегчения ехали домой, а за ними плелась и их обслуга: секретарши, буфетчицы, уборщицы.
А анекдоты? Я так и не знаю, чей это анекдот про человека, который не мог купить своему младенцу коляску и решил унести детали с фабрики, где работал, и дома собрать, а работал он на фабрике детских колясок. Ну и что же? Уносил, собирал — но каждый раз получался пулемет.
Этот анекдот может быть популярен при любых диктатурах…
Спустя полвека после описываемых событий хочется пофантазировать… Представить себе, что книга «Преступник номер 1» в сокращенном варианте вышла бы в пятом (майском) и шестом (июньском) номерах «Нового мира» за 1968 год.
Вот что тогда прочли бы читатели:
Называлась НСДАП — Национал-социалистическая германская рабочая партия. И социалистическая, и рабочая! Была карликовая, никому не известная группка маргиналов. Фюрер изгнал ее основателей и превратил в своего рода Орден, Монолит, где жестоко преследовались любая «ересь», непослушание, свободомыслие. И создал в помощь партии вооруженные формирования, преторианскую гвардию: штурмовые отряды (СА), потом охранные отряды (СС). Но и сама НСДАП походила больше на военизированное соединение, нежели на обычную партию. Для этой партии сочинили и свою историю, и свою символику, и свой гимн, и своих героев-мучеников типа темного субъекта Хорста Весселя. Кульминационным пунктом истории НСДАП стал неудавшийся путч 1923 года («пивной путч»), когда жидкая цепь полицейских обратила в бегство вооруженные колонны нацистов. Бежал и фюрер, оставив на поле боя раненых товарищей. Но главное — не как было на самом деле, а какой грандиозный миф сумели сочинить: «пивной путч» — героическая генеральная репетиция Великой национальной революции 1933 года. Из никому неизвестного главы мелкой партии фюрер превратился в политика общенационального масштаба, заговорил, заорал, завизжал на всю Германию. Сел в тюрьму никем, вышел из нее (досрочно) победителем… Партия фюрера после воцарения нацистов в Германии стала главным его орудием и в годы мира, и в годы войны.