Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

«Где-то между перепечатками (писем. — Л. Ч.), — я в них уже запутался, — было решено позвонить Беляеву и сообщить о нашем решении. Это был любопытный разговор. А. Т. спросил его: „Не переменили ли вы решение относительно снятых материалов?“ Тот ответил „нет“. Тогда А. Т. начал ему говорить в соответствии с уже написанным письмом и развивая его, что он не понимает, как может возникнуть сравнение между фашистской историей и нашей действительностью. Он этого просто не понимает, это никак не укладывается в его сознании.

Беляев начал что-то говорить о том, что книга о Гитлере редактируется в „Политиздате“, а у нас другой вариант и что Кондратович, видимо, его не понял… „Кондратович сидит здесь, и он может корректировать наш разговор, — сказал А. Т. — Я не могу понять причин снятия материалов и сегодня же вынужден буду обратиться в ЦК“. — „Это ваше право“».

25 июня 1968 года.: «Ничего. Молчание. Верстаем шестой номер с работой о Гитлере (продолжением. — Л. Ч.). Кстати, в пятницу в „Книжном обозрении“ появилась статья о том, что „Госполитиздат“ выпускает исследование Мельникова и Черной о Гитлере. Исследование называется марксистским. Муж Эмилии (цензора „Нового мира“. — Л. Ч.) — зам. главного редактора этого издания — не мог не знать о том, что у нас эта работа идет под нож…»

Если память мне не изменяет, мой муж и соавтор очень старался организовать эту рецензию. Наверное, ее писал «хороший» цэковец из «хорошего» подъезда.

И вот «красный день календаря…». Брежнев позвонил Твардовскому.

3 июля 1968 года. «…И тотчас же я услышал. А. Т.: „Леонид Ильич? Здравствуйте!“ Говорил Брежнев. Вначале ясно было, что он ссылался на занятость. <…> Брежнев говорил, почти жалуясь или кокетничая: „Судьба наградила меня должностью генерального, знаете, сколько забот“. А. Т. на это сказал: „Я понимаю вас, но, может быть, найдется все-таки щелочка, речь идет и о моей литературной судьбе, и о гораздо большем“. Тот что-то говорил. А. Т.: „Я понимаю, хорошо, хорошо…“ И несколько неожиданно и едва ли уместно, о чем я ему потом сказал: „Но, может быть, вы разрешите вопрос с пятым номером, в котором против ума и логики снимают ряд материалов“. Тот ответил правильно: „Я об этом ничего не знаю, ничего не могу сказать“. А. Т., несколько преувеличивая, когда тот сказал, что обязательно примет, обязательно хочет поговорить и т. п., начал: „Я очень признателен вам, вот Демичев меня обещал две недели принять, а потом уехал и не принял“. Тот ответил: „Ну, всякое же бывает“. А. Т. тотчас же поправился. „Да, конечно, мало ли что заволочет жизнь“. Но и о Демичеве не стоило говорить.

Однако это мелочи. Главное — беседа была» (курсив мой. — Л. Ч.).

Как ужасно грустно читать запись этой беседы много десятилетий спустя. Большой поэт, крупный общественный деятель, редактор самого известного в СССР журнала от смущения не знает, что сказать жалкому человечишке, который. непонятно за какие заслуги, оказался повелителем великой несчастной страны.

Но тогда сам факт звонка Брежнева в редакцию воспринимался как огромная победа. «Главное — беседа была», — написал Кондратович…

Кто-то из сотрудников «Нового мира» сообщил мне и мужу о звонке генерального, сказал, что теперь все в порядке, «Гитлер» пойдет…

Как бы не так. Напрасно Твардовский все снова и снова звонил Брежневу. Помощники каждый раз сообщали, что Леонид Ильич отсутствует. Испарился.

А в это время на Кондратовича, а через него на Твардовского с удвоенной силой жали цэковские деятели — требовали снять «Гитлера». «И тогда начался спор о снятых вещах (о рукописи Мельникова и Черной и прочем). Они мне то, что и раньше, говорили… я им свое».

Насколько наивными были и Твардовский, и вся редакция, видно из записи Кондратовича от 22 июля. На минуту они поверили, что Д. Мельников, мой дорогой супруг, может победить всю чиновничью рать. Боюсь, что Д. Е. слегка блефовал или скорее выдавал желаемое за действительное. Вот что он передал через Лакшина Кондратовичу, который уже хотел переверстывать пятый номер. Он, Мельников, дескать, «активно действует и надо подождать с переменами хотя бы день-два». И далее. «Оказывается, Мельников, — пишет Кондратович, — после нашего разговора в четверг связался с Беляковым (это первый заместитель Пономарева) и Загладиным (тоже заместитель-международник. — Л. Ч.). Те прочитали „Гитлера“ и ахнули. Это как раз то, что нужно. Западные историки сейчас пытаются доказать, что нацистская партия действительно была партией, в то время как мы хотим сказать, что это была не партия, а банда без каких-либо партийно-конституционных установлений. И это запрещают! Кто-то из них позвонил Беляеву, и тот (во втором разговоре) стал уже сдавать… Мельников обещал сегодня с кем-то еще поговорить — и доложить нам.

Решили пока ничего не менять.

Часа в два пришел А. Т.

А. Т.: — Ничего не будем менять. Поверьте мне, на Гитлере они погорят. Запрещать Гитлера и видеть какие-то соответствия — пусть это они где-нибудь скажут.