Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Твардовского мы с мужем увидели еще только раз, устроив встречу с Генрихом Бёллем в ресторане ЦДЛ. Тогда Твардовский уже не был главным редактором «Нового мира». А «Новый мир» перестал быть «Новым миром» Твардовского. Его тоже зарезали…

* * *

На много лет я совершенно забыла о «Преступнике номер 1» и о тревогах, с ним связанных. Это было мое ноу-хау — что с воза упало, то пропало. Что зря переживать…

Муж иногда вытаскивал папочки с тесемками и куда-то их относил — и мне не рассказывал. Помню, книгу брали в АПН (Агентство печати «Новости»). И какой-то дядя из АПН послал ее рецензенту из МИДа. Помню даже глупую, нудную, с тысячами пустых замечаний рецензию мидовца. Муж заставил меня прочесть ее. Я поняла, что, если мы учтем замечания рецензента и слегка изуродуем книгу, придет новый рецензент и даст свои высосанные из пальца замечания. Будет сказочка про белого бычка. Я наотрез отказалась переделывать «Преступника…». Да и муж в душе понимал, что я права.

Еще помню, что кто-то подсунул книгу сочувствующему цензору. И тот сказал: «Шансов нет — что ни вычеркивай, сходство не уйдет, ибо налицо неконтролируемый подтекст». Эта формулировка и мне, и мужу очень понравилась — и впрямь, неконтролируемый подтекст.

Прошли четырнадцать лет. И вдруг… И вдруг нам позвонил один мой сокурсник, по фамилии Красильщик. Он тоже закончил когда-то ИФЛИ. У нас были с ним общие друзья и общие знакомые — в том числе в старом «Новом мире». Историю злоключений «Гитлера» он знал. Тем не менее попросил дать ему книгу. Я была против: не хотелось мне новой нервотрепки. Не верила я, что Красильщику — человеку, не обладавшему ни связями, ни постом, ни влиянием, — удастся то, что не удалось «Новому миру» и «Политиздату».

Д. Е., как всегда, оказался умнее меня. Он вытащил рукопись из-под старого бидермайеровского дивана, купленного в незапамятные времена за гроши по наводке художника со студии Горького, и отвез ее все в то же издательство АПН, но уже к другому редактору — Семену Красильщику…

Красильщик в ифлийское и в послеифлийское время считался довольно юмористической фигурой, был упрям, обидчив, но в жизни преуспел — несмотря на пятый пункт, оказался при должности и при квартире.

Должность его, правда, была скромная — редактор. Но книг он выпускал много. Его гала-автором был очень знающий и очень добросовестный международник Лев Безыменский — сын знаменитого комсомольского поэта 1920–1930-х Александра Безыменского.

Спрашивается, зачем было Семену Красильщику при благополучной жизни с Безыменским и другими проверенными журналистами вспоминать о запрещенной рукописи и вообще наживать себе лишние хлопоты по пословице «не было у бабы хлопот, так купила порося»? Тем более, мы сами тогда стали отнюдь не безопасными авторами. Осенью 1977 года наш талантливый сын Алик вынужденно эмигрировал в США, и мы с мужем попали в невыездные — и вообще в опальные. Мужу это грозило «запретом на профессию».

Но, видимо, время такое стояло на дворе — крамольное. Хотелось людям сделать что-то вопреки… Да и Красильщик, пусть земля ему будет пухом, безусловно, обладал чутьем издателя… Стремился публиковать интересные книги. Даже издательский азарт в нем наблюдался.

И вот он совершил свой первый подвиг — взял у нас рукопись «Гитлера».

Прошло совсем немного времени… Меня и мужа затребовал директор издательства Ефимов. Красильщик совершил второй подвиг. Не читая сам «Преступника…», сразу же отдал рукопись директору, минуя положенные по субординации ступени: обязательные две рецензии после получения рукописи, читку в редакции, передачу в главную редакцию и т. д. и т. п. Как это ему удалось, ума не приложу.

И мы отправились далеко-далеко, аж за Елоховский, тогда главный, собор в Москве, в издательство АПН на улицу Большую Почтовую. Серое, безликое здание. Многоэтажная коробка. Великое множество комнат и длинные коридоры. Тут же типография. Такое же издательство, как «Политиздат», только рангом пониже, не при ЦК КПСС.

Впервые за четырнадцать лет после «Нового мира» в кабинете директора мы увидели человека, заинтересованного в том, чтобы издавать книги вообще и нашу книгу в частности.

Ефимов был молод, оживлен, улыбчив. Он был полной противоположностью надутым вельможам, кои стояли тогда во главе любого госучреждения, будь то большой универмаг или большое издательство (впрочем, малых издательств, по-моему, не существовало вовсе).

Повезло нам с Ефимовым. Не влюбись он в «Преступника…», тот так и пролежал бы век под диваном. Я употребила глагол «влюбиться», и это не оговорка. «Новый мир» знал много замечательных авторов, куда более известных и смелых, чем мы. Даже публицистика у них была необычной. Совсем другое дело — издательство АПН. Оно пробавлялось совсем иной продукцией. Никто не старался «удивить мир» — главное было выпустить книгу.

Из долгого разговора с Ефимовым запомнила две детали.