Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Карточки. Очереди буквально за всем необходимым. Лимиты на электричество. У многих еще стоят посреди комнаты чугунные печки-буржуйки и труба выведена в окно. На улицах полно калек-инвалидов — людей с подвернутым и заколотым рукавом. Много парней с ампутированной ногой, на костылях. Встречаются и люди, потерявшие обе ноги. Они передвигаются на доске с шарикоподшипниками вместо колес, отталкиваясь от асфальта руками. На крошечных рынках посреди тротуаров несчастные старухи продают сахар кусочками, селедку по полтушки, пшено стаканами. Махорку из мешков — тоже гранеными стаканами. Нищета. Грязь. Все полуподвалы и подвалы заселены приезжими. День-деньской там горит свет…

А что творится во второй столице СССР, в послеблокадном Ленинграде, от нас, москвичей, власти скрывают. Да и очевидцы не хотят ничего рассказывать — боятся. Ведь для этого надо было бы поведать всю правду о блокаде… А ее мы, похоже, никогда не узнаем.

Ясно одно: этот прекрасный город был, как никакой другой в новой истории, разрушен и почти убит…

Но вот уже 14 августа 1946 года выходит знаменитое, не имевшее аналогов постановление ЦК ВКП(б) о запрещении двух ленинградских литературных журналов «Звезда» и «Ленинград» — подчеркиваю, литературных.

За что? За то, что в одном из них был напечатан рассказ для детей Михаила Зощенко «Приключения обезьяны» («Рассказ пошляка и подонка», как писал Жданов, тогда второй человек в государстве Сталина). А в другом — стихи Анны Ахматовой, «представительницы пустой, безыдейной поэзии», «взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной» (Жданов).

А уже 24 августа 1946 года, через две недели, публикуется постановление ЦК ВКП(б) Украины «Об извращениях и ошибках в освещении украинской литературы в „Очерке истории украинской литературы“».

Прошли еще два дня, и 26 августа появилось постановление ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по их улучшению».

Не знаешь, плакать или смеяться, но получается, что не было у советской власти в 1946 году никаких других забот и тревог, кроме беспокойства по поводу «безыдейных» Зощенко и Ахматовой, а также недостаточно удачной «истории украинской литературы» и «репертуара драматических театров»…

Только не надо полагать, что эти постановления, в том числе о журналах «Звезда» и «Ленинград», и, стало быть, предание анафеме крупнейших и известнейших русских писателей Зощенко и Ахматовой, были случайными.

Наоборот, они были прекрасно обдуманными или, как выражались на тогдашнем партийном сленге, хорошо проработанными.

Да и люди тогда умели читать между строк. И вот что они прочли в постановлении об Ахматовой и Зощенко.

«Не надейтесь, что после войны, после всех ваших жертв, потерь и страданий мы позволим вам горевать из-за ваших бед и обид — вообще грустить и печалиться. Это все побоку.

Не надейтесь также, что мы позволим вам высмеивать дураков, из-за которых вы страдали в военные годы и которых мы опять посадили вам на шею.

Помните, что главное — это идеология, верность Партии, нашему Генералиссимусу, Вождю и Учителю».

И еще: «Не ждите пощады, если будете роптать».

Насчет пощады, хочу особо подчеркнуть: именно из-за этого кампания против Зощенко и Ахматовой велась так жестко, так грубо, так по-хамски. Зощенко и Ахматову сразу лишили продовольственных карточек, изгнали из Союза писателей, который давал возможность людям, не состоявшим на государственной службе, хотя бы не умереть с голоду…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Зощенко и Ахматова

Современному человеку трудно понять, чем были для нас в 1920–1930-е сатирик Михаил Зощенко и поэт Анна Ахматова. Для этого надо осознать, чего у нас не было.

У нас не было тогда не только интернета и всех нынешних гаджетов, но и телевидения. Не было и радио — коротковолновых передатчиков. Да и кино существовало во всем мире лишь в зачаточном состоянии и не как средство информации и коммуникации. У Запада имелся Голливуд — в основном для развлечения. У нас — немые экспериментальные ленты Эйзенштейна, Пудовкина, Протазанова. Гениально — но далеко от повседневной жизни.

Был у нас еще театр и, конечно, книги. Но театр и книги — это все же не для широкой публики, не для масс, для них — несколько лент талантливого Александрова и «Чапаев» братьев Васильевых… Вот и все наши медиа.

«Нашим все» в 1920-е оказалась эстрада: артисты Игорь Ильинский, Михаил Гаркави, Владимир Хенкин, Николай Смирнов-Сокольский, Сергей Мартинсон пользовались грандиозным успехом. Их шутки передавались из уст в уста. Самые большие театральные актеры не гнушались эстрады. На «сборных концертах» Василий Качалов читал отрывки из «Воскресения» Льва Толстого и стихи Эдуарда Багрицкого. В 1920-е на эстраде пел Федор Шаляпин, потом Валерия Барсова и Надежда Обухова, Иван Козловский и Сергей Лемешев.