Чудесная лодка [авторский сборник]

Днём остров пустой. Вороны разлетаются в разные стороны. Только бегают по берегу на тонких ножках-палочках кулички-сороки и ищут в морских лужах водяных букашек.

Ещё видел я там маленького тетеревёнка. Он клевал большую жёлтую ягоду-морошку, но никак не мог проткнуть её клювом: так и убежал голодный.

Днём на острове тихо, только кулички пиликают.

Зато вечером стали слетаться вороны.

Они устраивались спать на ёлках, кричали, толкали друг друга и, наверное, хвалились, сколько за день натаскали яиц и птенчиков.

И так их было много, что кулички-сороки от страха перестали пиликать и улетели на другой остров.

А я всё боялся, что вороны найдут тетеревёнка и заклюют его.

Качурка

бурю волны поднимаются выше корабля. Думаешь, вот-вот волна накроет! Нет, прошла, следующая накатывается.

И так без конца: то опустит корабль в бездну, то поднимет высоко-высоко. Вокруг одни волны и волны.

В такой шторм даже киты держатся в глубине.

И вдруг между волнами что-то белое мелькает, как зайчики, ниточкой друг за другом верхушки волн пробуравливают. Присмотришься получше, а это стайка качурок летит, только белые брюшки видно. Не успеют качурки от волны увернуться, накроет их вода, они с другой стороны вынырнут. Лапками от волны оттолкнутся и дальше с криком летят. И как-то за них радуешься — маленькие они, а бесстрашные.

Стоял я однажды ночью на вахте. Ветер был сильный — брезент с трюма сдуло, и капитан приказал скорее закрепить его, не то унесёт в море. Прожектор зажгли, осветили палубу. Брезент раздувает, а мы его стараемся удержать. На ветру руки мёрзнут, пальцы не слушаются. Наконец закрепили.

Пошёл я на корму выключать прожектор. Смотрю — из темноты птица величиной со скворца вынырнула и ударилась о прожектор. Бегает от меня по палубе, никак не может взлететь. Прожектор я выключил, а птицу принёс в каюту. Это была качурка. Она на свет залетела. Сама серая, на брюшке белое зеркальце, а лапки маленькие и с перепонками, поэтому она может взлететь только с воды.

Качуркино сердечко в моей руке так и бьётся: тук-тук, тук-тук! Даже клюв раскрыла от страха, никак отдышаться не может. Вышел я с ней на палубу, вверх подбросил — она улетела. А куда, сам потом удивлялся, когда на карту посмотрел: корабль наш в открытом океане шёл, за сто километров от берега.

Осьминог

орабль на Владивосток курс держит, ещё неделя — и конец плаванию.

Решил я привезти домой живого осьминога.

Посоветовался с Василием Ивановичем, боцманом, в чём осьминога держать удобней: в бочке или, может быть, в трюме бак какой-нибудь найдётся вместо аквариума.

Василий Иванович удивился моей затее:

— Крокодильчика я один раз привёз домой из Бомбея. Маленький — я его в рукомойнике вёз, чтобы всё время был мокрый. А вот осьминога не слыхал я, чтоб возили. Попробуй, может, довезёшь!

Нашёл я в трюме цинковый ящик с крышкой — в таких ящиках во время войны порох перевозили, — принёс его к себе в каюту, привязал к столу, чтобы во время шторма не опрокинуло, и жду, когда будут ловить рыбу: может, попадётся осьминог.

Долго ждать не пришлось. На другой день спал я после вахты, слышу — тормошит меня кто-то за плечо. Открываю глаза, а это Василий Иванович.

— Вставай скорей, трал вытащили, осьминог попался!

Оделся я быстро и выскочил на палубу. Ветер северный дует, а я холода не замечаю. Улов из трала вывалили: камбалы, морские звёзды, крабы на палубе копошатся.

Кок в корзину рыбу отбирает для камбуза, а я тоже в ракушках копаюсь, ищу осьминога.

Наконец нашёл. Большой, жёлтый. Наверное, дно здесь песчаное, потому что осьминог окраску от грунта меняет, чтобы его не видно было. Глаза у него, как у кошки, зрачки длинные, смотрит на меня в упор. Я его ногой пнул, он глаза закрыл и стал красный. Разозлился, наверное.

Взял я его в руки и понёс в каюту. Тяжёлый он, но без воды слабый совсем, висит, как тряпка, щупальцами мои руки обвил, присосался к тельняшке.

Принёс я его в каюту, в ящик посадил, а сам побежал за морской водой. Взял ведро на камбузе, набрал воды, открыл крышку, хотел в ящик налить воды — а ящик пустой!

Что такое? Сначала даже не поверил, ощупал весь ящик внутри, может, в угол забился? Нет, нигде нет осьминога.

Расстроился я совсем. Не мог же он из каюты уползти!

Стал я осьминога искать в каюте, смотрю — мокрый след, как будто тряпкой по полу провели, ведёт прямо под койку. Заглянул я под койку, а там осьминог лежит. Вытащил я его оттуда и посадил в ящик, закрыл крышкой, а на крышку сверху положил сапоги на всякий случай.

Стал я после этого за осьминогом следить, чтобы не выполз из ящика. Всё равно не уследил. Приподнял он крышку, из ящика вылез и в угол забился, где электрическая грелка стоит, обогревает каюту. Когда я с вахты пришёл, осьминог уже был мёртвый: кожа на нём от тепла высохла. Так и не довёз его до дому.

Рачок-мореход

осле плавания поставили наш корабль в док — от ракушек и травы морской чистить. Столько их на корабельном днище развелось, что кораблю мешают плыть. Целая борода волочится за ним по морю.