Чудесное дитя и другие еврейские сказки

Измученный Йосеф снова упал. Когда он наконец смог говорить, все вздохнули с облегчением, услышав его прежний голос.

– Я просто выплеснул сковороду, – тихонько проговорил он.

Ему было очень стыдно за всё, что произошло.

Гости повернулись к рабби.

– Но как ты догадался, что духа зовут Саада? – спросили они хором.

И рабби ответил:

– Когда я подошёл к дому, все птицы во дворе щебетали: «Саада! Саада!» Я понял, что они хотят помочь Йосефу, ведь он всегда был добр к ним и бросал им крошки, – и потому подсказывают мне имя дибука.С тех пор никто в этом городе не слышал о Сааде и ни одному ребёнку она больше не докучала.

...

Марокко, XVIII век

Торговец и эльф

{9}

По понедельникам в Могилёве всегда была ярмарка. Ох и долгий день это был для коробейника Мотке! На ярмарке он покупал горшки, подушки, одеяла и прочий полезный в хозяйстве товар, складывал всё это на телегу и вёз в ближние деревни на продажу.

И вот, уже уезжая с ярмарки, заметил Мотке бедняка-продавца. Тот продавал одну-единственную бутылку: бутылка как бутылка, с пробкой, разве что тёмного стекла. Пожалел Мотке бедняка, купил бутылку и сунул её в свой мешок.

День клонился к вечеру, Мотке погонял лошадь, чтобы успеть засветло добраться до ближайшей деревни. Но на перекрёстке он задумался и свернул не в ту сторону.

Давно уже стемнело, а Мотке всё ехал. Ночь была безлунная, стало ясно, что придётся становиться на ночлег. Мотке развёл огонь и завернулся в несколько одеял, а потом развязал свой мешок, чтобы достать еды и вина. И под руку ему попалась та самая бутылка, которую он купил у бедняка! Едва он выдернул пробку, как ветер пронёсся над ним, затушив костёр. И в темноте послышалось странное хихиканье.

Мотке сразу смекнул: он выпустил из бутылки духа, а может, целого демона! Потухший костёр – это полбеды, что-то будет дальше?

Кто другой в эту минуту язык бы проглотил от страха. Но не таков был Мотке. Он спокойно проговорил:

– Шалом алейхем [6] , господин дух!

– Алейхем шалом, – ответил странный голос.

– Что ты делал в бутылке? – спросил Мотке.

– Ждал, пока кто-нибудь меня выпустит!

– А что ты за дух? – спросил Мотке.

– Я – Лец [7] , – ответил дух.

Мотке вздохнул с облегчением. Лец – это не так страшно, как демон. Лец скорее эльф, он не причиняет людям зла, хоть и любит разные проделки.

Но в какое же неподходящее время Мотке его выпустил! Только что прошел Рош-а-Шана [8] , еврейский Новый год, значит, на носу Йом Кипур [9] , Судный день. В этот день евреям не до шуток. А Лец, оказавшись на свободе, наверняка натворит дел.

Мотке старался не спать, но в полночь сон всё же сморил его. Лец тут же спрыгнул с дерева – он там прятался – и залез в телегу, под мешки. И потому в первой же деревне, куда наутро приехал Мотке, начали происходить удивительные вещи.

Прямо с неба посыпались камни! Да не простые: эти камни проходили сквозь крыши домов, сквозь тела людей и исчезали. «Что это? – кричали люди. – Эти камни заколдованы!» А невидимка Лец только хихикал втихомолку.

В другой деревне все верёвки превратились в песок. Котелки, висевшие на них, попадали на пол и всех перепугали.

Так повторялось всю дорогу, и один только Мотке понимал, кто виновник этих чудес.

В пятницу утром Мотке вернулся домой в Минск, чтобы провести субботу с женой и детьми. И Лец, спрятавшийся в телеге, приехал с ним.

В тот же вечер раввин Минска произнес благословение над вином, отхлебнул из чаши для кидуша [10] – и скорчил страшную гримасу: всё вино превратилось в уксус! То же самое произошло во всех домах Минска. Люди испуганно перешёптывались. А Лец хохотал так, что чуть не лопнул.

Прошло несколько дней. Лец не прекращал своих шуток. Всякий раз, когда люди проходили по городскому мосту, ветром с мужчин срывало шляпы, а с женщин платки. Лец не оставил в покое даже зверей: кот, живший возле дома рабби, играл с мышью – а мышь вдруг исчезла! Бедный кот помигал. Огляделся: куда же делась мышь? А мышь вдруг возникла в другом углу комнаты так же неожиданно, как и пропала.В городе в одночасье скисло всё молоко – даже парное, свеженадоенное. Каждую ночь в печах гас огонь – даже если дров оставалось ещё предостаточно. Люди очень переживали – Йом Кипур ведь был уже близко! А Лец веселился, как никогда.

Но на сам Йом Кипур, когда все горожане собрались в синагоге на молитву, Лец был не в духе. В домах не осталось ни крошки хлеба, ни капли воды – в Йом Кипур ведь положено поститься. К полудню Лец совсем ослаб. А когда зашло солнце, по улицам прокатился звук шофара [11] , и это чуть не добило бедного духа. Он прижал ладошки к ушам, но звук проходил через них. Где же спрятаться?

Вспомнив про мягкие мешки коробейника, Лец бросился к телеге Мотке, обложился подушками и одеялами, запрыгнул в мешок и заснул.