— Верно, — снова согласился Лю. — «Куф-цуф, куф-цуф, чико-тико, чико-тико…» Ай, алла! — восхищенно присвистнул Лю.
Чико и Тико — это были имена сыновей Давлета.
— А перед тем, как остановиться, что сделал паровоз?
— Не знаю, Тембот.
— Где ты был, когда аллах наделял людей разумом? Не слышал, он загудел?
— Верно, гудел.
— А что означал этот гудок?
Лю напрягался вовсю, но догадаться не смог.
— Ничего ты не понимаешь. А слышал, как кричал паровоз: «Ханифо»?
— Ханифо — жена Саида…
— То-то же!
И пока Лю размышлял о значении всех этих выкриков паровоза применительно к жене и дочерям Саида и сыновьям Давлета, задумался и дед Баляцо.
Дед оказался в большом затруднении.
Солнце уже перевалило за полдень. Базар, надо полагать, кончался. Но глупо возвращаться в аул с возом сена, умнее переночевать в городе и завтра с утра, хорошо продав сено, вернуться. Может быть, и Исхак еще не успел уехать — на волах далеко не уедешь. Но трудность была в том, что Баляцо дал сестре слово привезти мальчиков сегодня же засветло.
От этих размышлений дед даже разволновался, слез с воза и, решая, как быть, с кнутом под мышкой зашагал рядом.
Тембот и Лю, конечно, не торопились напомнить деду, что пора подумать о возвращении домой. Наоборот, полные впечатлений, они вошли во вкус и ждали новых, продолжая между собой разговор о языке паровоза.
Базар действительно кончился. Кабардинцы и балкарцы из дальних аулов разъезжались, торопясь вернуться домой засветло. Не такое стояло время, чтобы задерживаться в дороге, разъезжать по ночам.
Баляцо подстегнул коней. При въезде на улицу встретились земляки — возвращался с базара мельник со своею хлопотливой мельничихой.
Придержав коней, Баляцо радостно приветствовал их:
— Салям алейкум!
— Алейкум салям, Баляцо!
— Уже домой?
— Домой. А ты в Нальчик едешь? На базар?
— Еду на базар, куда же еще?
— А что так поздно? Пожалуй, теперь не продашь сено.
— Видит аллах, поздно, — захлопотал Баляцо. — Не продам сено. Эх, беда! Не скажу «ага», скажу «ой-ой»!
— Ты слышал? У нашего Исхака шариатисты отобрали волов.
— Что ты говоришь! Да защитит нас аллах, час от часу не легче…
— Ты теперь, Баляцо, начальник, может, у тебя не отберут, а купят твое сено…
— Может, и не отберут!
— Один аллах знает, — вздохнула мельничиха, — отберут или купят? Исхак тоже был почти председатель.
— Эх, плохи шутки! Но не возвращаться же с возом. Ты, Адам, возьми Тембота и Лю к себе на подводу.
— Почему не взять мальчиков? Пересаживайтесь.
— Куда ездили? — спросил Адам у Лю.
Тот, недовольный оборотом дела, неторопливо отвечал:
— Отвезли княгиню на колесах истории.
— О чем говоришь, мальчик? — не поняли его мельник и мельничиха.
— Княгиню отвезли на колесах истории, — повторил Лю.
— А… — неопределенно отвечал мельник, а мельничиха оглядела колеса мажары: все бывает в такое время.
— Болтаешь, сынок! — развеселился Баляцо. — Ну ладно, отправляйтесь домой и скажите Думасаре то же самое: княгиню отвезли на колесах истории, а я вернусь завтра… Кони не волы, Баляцо не Исхак.
Вот история о том, как отвозили княгиню на станцию.
На другой день дед вернулся с Исхаком, и их приезд напоминал приезд Мусы с Нургали после пожара в харчевне.
В тот роковой день через Нальчик проходил полк шариатистов, приверженцев Казгирея Матханова, им же собранных, а теперь кончающих службу. Воинам приглянулись хорошие волы, взамен которых мародеры пообещали старику привести других. Исхак успел перед этим продать свое сено. Баляцо не успел сделать и этого. С шутками и прибаутками шариатисты, перед которыми Баляцо вдруг потерял свою способность отвечать шуткой на шутку, отпрягли добрых его коней и угнали в одну сторону, а воз с сеном потащили в другую. Может ли человек не растеряться? Шариатисты действовали как раз в тот момент, когда базарная площадь опустела. Для пущей убедительности они кричали: мол, в военное время всякий фураж подлежит конфискации. Свалили сено на каком-то широком дворе, впрягли в мажару пару тощих кляч и с теми же шутками и прибаутками выставили за ворота деда, который пробовал было доказать им, что он тоже начальник.
На этих клячах и приехали пострадавшие, таща за собой вторую мажару.
Происшествие это вызвало много толков у тех, кто, к стыду Баляцо, оказался свидетелем их грустного возвращения.
Но — как знать? — не совершался ли и этот въезд на колесах истории?
СУД САИДА
Под всяким небом бывает горе, обида, несправедливость.
Не без того и под небом Магомета.
На лучшей в Нальчике Воронцовской улице было два или три двухэтажных каменных дома, и перед одним из них с самого утра толпились обиженные и обездоленные, ищущие справедливости мусульмане.
Здесь расположился окружной шариатский суд. Сюда шли женщины с малолетними детьми, брошенные бессердечными мужьями, молодухи, обиженные властной свекровью, бедняки, оспаривающие несправедливое распределение десятой доли, и просто жулики или лихоимцы, пытающиеся кораном прикрыть какое-нибудь темное дело… Да мало ли кого можно было встретить тут.
Суд заседал с утра до позднего вечера.