Чудесное мгновение

Княгиня появилась в этих местах вместе с шестилетней бойкой девочкой, о которой было известно только то, что она круглая сирота. Лю давно слышал об этой девочке, рассказ о ней как-то сразу взволновал его. Иногда Тину видели в ауле. Княгиня давала ей несложные поручения: позвать Чачу, купить в лавке керосину, вызвать Масхуда Требуху в Желудке, когда требовалось заколоть барана… Лю встречался иногда с девочкой из таинственного дома, но Тина была старше его и никогда не останавливалась, не вступала в разговоры или игры. Только как-то смешно поведет носиком, окинет Лю не то задорным, не то надменным взглядом и побежит дальше. Девочке теперь было лет девять-десять. Она напоминала Сарыму в детском возрасте: такая же живая, трепетная, тоненькая и худо одета, но глазки у этой растрепанной и оборванной девочки были яркие, не то синие, не то серые, под длинными ресницами и тонкими кабардинскими бровями.

После каждой встречи с Тиной Лю долго ходил какой-то смутный, сторонился мальчиков, не играл с ними.

Эта девочка и вышла на стук деда Баляцо.

— Княгиня ждет тебя, — коротко сказала она.

Калитка со скрипом закрылась. Вскоре опять появился дед с сундуком в руках.

— А ну-ка, молодцы, — позвал он Лю и Тембота, — помогайте.

Калитка снова заскрипела, около нее сложили узлы, поставили плетеные корзины, большие бутыли, и Лю с Темботом перетащили все это на воз. Баляцо разгреб сено, уложил груз, приготовил место для княгини.

— Ты, кучерявый, полезай наверх, — сказал он.

Усевшись на возу, Лю с нетерпением ожидал появления княгини. Ждать пришлось недолго. Вот она! Чача вывела под руку худую и бледнолицую, высокого роста женщину в черном одеянии под темно-красным платком. Она недовольно оглядела воз. Чача постелила ей бурку, уложила подушки. Княгиня, не проронив ни слова, села на свое место, громко дыша носом. Лю казалось, что женщина сейчас заплачет. Но в сухих глазах лишь вспыхивали недобрые искорки. Чача укутала госпоже ноги. Снова показалась Тина. Стоя у калитки, девочка утирала слезы. Как всегда, она была не причесана и до того грязна, что любая другая девочка рядом с ней могла показаться чистехой.

— Подойди и ты! — властно сказала княгиня.

Девочка стремительно бросилась вперед, приостановилась, опустила прямые реснички и почтительно взяла в сложенные ладони протянутую ей руку, на которой в первый раз в жизни Лю увидел блеснувшие на солнце драгоценные кольца.

— Не забудь шкатулку положить на место! — наставительно сказала княгиня Чаче. — Ты слышишь меня?

— Слышу… Как такое забыть!

«О какой шкатулке они говорят?» — подумал Лю.

Но вот все наконец разместились, и подвода тронулась. Баляцо заботился о том, чтобы не сидеть к княгине спиною. Но сидеть боком и притом править было неудобно. Лю взял вожжи, настоящие кожаные вожжи, лоснящиеся от долголетнего употребления, издававшие смешанный запах кожи и коня. Мальчику даже казалось, что по вожжам ему передается какая-то неведомая сила…

— Арря… арря… — понукал коней Баляцо.

И Лю подражал ему:

— Арря!..

Сознание, что он везет княгиню, наполняло Лю гордостью.

Княгиня долго молчала, а потом вдруг сказала:

— На сходе женский голос считали за один или несколько женских голосов считали за один мужской? — спросила она, ни к кому определенно не обращаясь.

— Что ты говоришь? — дед не понял вопроса.

— Что же тут непонятного? Как ценили голос женщины — в ту же цену, что и мужской, или дешевле?

— А как же, конечно, одинаково, — отвечал дед. — Это, княгиня, был особенный сход — учредительное собрание. Выбирали председателя над всей Кабардой, голову.

— Слышала. Голову! Известно, куда голова, туда и хвост, за вороной пойдешь — к падали придешь…

— Почему ты так говоришь, княгиня? Голова у нас — Инал, а он и язык и грамоту знает… Умеет прочитать и то, что другой напишет.

— Ишь ты! Когда же он грамотеем стал, ваш Инал? Истинно грамотные другие…

— Нет, княгиня, это ты зря. У Инала конь быстрый.

— Арба идет быстро — грязь с колеса летит… Слетят и большевики.

Лю оглянулся на княгиню. Он видел ее вполоборота: бледное лицо, под глазами темные круги, а на кончике носа и на подбородке почему-то по румяному пятнышку. «Так бывает на морде у белой собаки, когда она наестся внутренностей дохлой лошади», — подумал Лю. Это сравнение рассмешило его, но он сдержался.

— Валлаги! — проговорил дед. — Это ты правильно сказала, княгиня. Все вертится, все крутится. Вот была зима, подошла весна. Весна — мы пашем, зима — ладим сани. Работа всегда есть. Только теперь работа стала веселее… Колесо истории!

— Так, так! А у нас в ауле, слышала я, тоже такой «голова» появился — бывший объездчик Астемир Баташев, тот самый, что еще прошлой весной разгромил усадьбу моих родственников Шардановых… Я прежде там жила, но, слава аллаху, вовремя ноги унесла… А теперь и отсюда, из дома моего мужа, князя Жираслана, должна уйти. Хорошо, что еще не все кабардинцы стали старшинами, что некоторые еще имеют совесть и уважают адыге-хабзе… Тебя, старик, как зовут? Кажется, Баляцо?

— Баляцо, княгиня, Баляцо.

— А чей это баляцо? Чьи мальчуганы?