Чудесное мгновение

Другие жалобщицы, узнав, что Астемир уже проснулся, старались занять выгодное место у крыльца. Теперь все слушали жалобу старика Исхака. У этого и на самом деле случилась беда. В тот день, когда дед Баляцо возил на станцию княгиню, вместе с дедом пострадал и Исхак: всадники из шариатской колонны отняли у стариков лошадей и волов, а волы у Исхака были чужие — он попросил их у Мусы, для того чтобы свезти в город воз сена. И вот теперь Муса требовал возмещения убытков и даже запахал на этом основании ту землю, которую ревком выделил Исхаку. Заодно Муса вспомнил и давнее: когда-то старик взял у него кожу на чувяки.

— А я-то ведь отдал ему в залог свое седло! — плакался удрученный старик. — Клянусь аллахом, за такое седло можно было купить не один кусок кожи. А теперь он говорит, что седло взял у него Гумар. Вот как, одно на одно, выходит!

— Мусе в рот палец не клади, — сочувствовали Исхаку. — Только зачем ты к Астемиру пришел? Ты иди к Давлету — Давлет главнее в этих делах.

— Нет, я лучше к Астемиру. Он считает меня помощником.

В это время и сам Астемир вышел на крыльцо. Казгирей посторонился. Астемир, ласково улыбаясь, подхватил на руки Лю, пошутил:

— Нарушаете устав — на карауле нельзя разговаривать. Зачем пристаешь к Казгирею?

Красная повязка с русскими буквами «комиссар» охватывала правую руку Астемира выше локтя. Кабардинцы говорили об этой повязке: «Большевистские погоны».

К человеку с «большевистскими погонами» люди бросились наперебой, изъясняя ему свои дела. Всех громче опять заголосила Диса. Она была в том исступленном состоянии, когда ей все становилось нипочем.

Астемир пытался установить порядок.

— Зачем так рано встаете? — спокойно заметил он. — Зубы болят, что ли?

— У каждого своя зубная боль! — наступая на председателя, кричала Диса, а за спиной Астемир слышал голоса Думасары и Уцы — на них наступала Нафисат. Мельничиха, ссылаясь на обычай дедов, отказывалась унести обратно свои подношения, Думасара отказывалась оставить их у себя, а Уца, примиряя женщин, ловчилась присвоить и самогон и утку. — У каждого своя зубная боль! — кричала Диса. — Сколько страдать мне? Бедная дочь моя бьется между двумя скалами, не знает, куда прибиться… А знаешь ли ты, Астемир, что Рагим подал на меня прошение Саиду и закон на его стороне? Мне ясно растолковал это Батоко. Закон требует либо Сарыму, либо возмещения затрат… Прошу я тебя и Эльдара — не мутите воду… Ты, исчадие ада, не привязывай к моему забору этого козла Эльдара. Все равно не отдам ему дочь, хоть и стал он большим начальником…

— Рагим стар, он погубит Сарыму…

— Его один день стоит вашего года.

— Диса! Видишь плетень? Разбери прутья — упадут колья, вытащи колья — рассыплются прутья. Сарыму и Эльдара уже нельзя разъединить, их сердца переплелись, и Эльдар никому не отдаст Сарыму.

— Этот нищий командир? Прополощи рот водою, ты, потомок ивлисов! Ты так говоришь, как будто Сарыма уже его жена или по крайней мере лошадь. Скорее болезнь найдет место в твоем животе, ты, сын индюшатницы, чем Сарыма — дом этого нищего командира… Послушайте, люди, как судит он о моей дочери!

— Нет, это ты, Диса, жестокая мать, судишь о дочери, как о скотине, — Астемир начинал терять самообладание. — Не быть Сарыме за мокроусым лавочником! — с необыкновенной решительностью сказал Астемир.

И вдруг Диса притихла. Она оглядела Астемира, что-то соображая.

— Ты спятил с ума, Астемир! Аллах пусть пожалеет тебя, густобровый и широкоплечий человек. Ой, алла, ой, алла! Настал черный день… Я вынуждена навсегда заколотить двери и окна своего дома… Нет у меня ни угла, ни крова! — снова начала причитать Диса.

А за спиною Астемира все еще спорили три женщины.

— Разве большевики адыге-хабзе не знают? — кричала мельничиха. — Нет, не верю! Большевики — честные люди, иначе зачем бы я пришла…

— Ты самогон дай мне, — слышался голос Уцы, — а Астемир придет ко мне пить его.

Диса кричала:

— Ой, алла, ой, алла, куда теперь пойду я, кто примет меня с Сарымой, согреет малютку Рум? Беззащитная я вдова, и нет мне отдыха от бед… Мы все одно молоко пили — почему же я такая несчастная?.. О, не дайте Рагиму загнать меня под седьмой слой земли…

— Да говори толком, в чем дело? Почему ты кричишь? Говори, — мы поможем тебе.

Диса опять вспылила:

— Мне не помощь нужна от вас, большевистское племя ивлисов! Я не хочу, чтобы вы помогали мне…

— Это легче всего.

— Где я возьму денег отдать Рагиму? Если нашу сапетку и засыплют кукурузой, так только из десятой доли. И это уже третий раз с того года, когда Рагим сватался за Сарыму… А теперь меня вызывают к Саиду. «Не отдашь деньги добром — отдашь по суду», — говорит мне Рагим. А что я могу отдать?

Людям уже прискучило это затянувшееся объяснение. Подняли голоса другие женщины: что, дескать, слушать все одну Дису, выслушай и нас…

Многие из жалобщиц не первый день приходили сюда все с одним и тем же вопросом.

— Да ведь я уже объяснил вам, — отвечал им Астемир, — к вашей десятине прирежем еще одну десятину.