Чудесное мгновение

— Надо приспосабливаться, — урезонивал Баляцо. — Мы с Давлетом всех кулайсыз переделаем в кулай.

— Ну, помогай вам аллах в этом деле. А что до кровати, так на ней не хочет спать даже Лю, только прыгает.

— Пускай спит на ней нана, — предложил Лю, совершенствуясь в гимнастических упражнениях. — А я не буду спать на ней: на этой кровати, наверное, спала сама княгиня, жена Жираслана.

Если образ светлоглазой, лохматой девочки приятно тревожил его сердечко, то воспоминание о княгине, напротив, всегда вызывало у него неприязнь.

Старая нана тоже не хотела переселяться на княжескую кровать, хотя ей больше чем кому бы то ни было подходило возлежать на кровати, как на облаке.

Иногда все-таки два брата, из которых один еще оставался ребенком, а другой уже становился юношей, в обнимку засыпали на широкой кровати, сладко дыша друг другу в лицо.

Всякое утро их ждали важнейшие дела. Лю прикреплял шарик к поясу, воображая, что это ручная граната и теперь ему не страшен сам Жираслан, и спешил на игры богатырей или за околицу, к дому Жираслана, надеясь встретиться с девочкой Тиной. А юный тлепш Тембот наваливался на густую кашу с бараниной. Как тут ловчилась Думасара, откуда она доставала баранину — было ее тайной. Кузнецу пристало есть сытно и плотно. Уже слышался зов старшего его товарища Аслана, и Тембот до вечера уходил в кузницу. Горн старой кузницы теперь не стоял печально остывшим. Уроки незабвенного Бота, а потом Эльдара шли впрок.

Правда, Тембот некоторое время еще колебался в окончательном выборе ремесла. У подростка вдруг заговорила кровь его предков — разгорелся необыкновенный интерес к древнему, совсем забытому, ремеслу отцов и дедов. Не так важно, что тут было причиной и что следствием, потому ли Тембот шарил по всем углам, по сараям и конюшням и отыскивал инструмент предков-жерновщиков — молотки, зубила, ломики, — что захотелось ему овладеть этим искусством, или, наоборот, потому и захотелось стать жерновщиком, что ему вдруг попались на глаза забавные и интересные предметы. Так или иначе, на какое-то время он забросил кузницу и начал проводить целые дни за тесанием камней. Астемира в те дни в ауле не было. Но тут, чего никак не ждала Думасара, дед Баляцо начал расхолаживать Тембота, и, пожалуй, в убеждениях старика чувствовалась сила.

— Теперь всюду камень сменяется железом, — говорил дед. — Водяные мельницы заменяют машины… Слушай меня, Тембот, теперь нужны не жерновщики, а люди, которых называют механиками. К этой науке кузнец идет прямым путем, потому что кузнец есть тоже человек, работающий по железу. Отсталое занятие — тесать камень, занятие курам на смех… Все это, — дед показывал на сложенные у крыльца молотки, зубила и ломики, — все это отбрасывай в сторону, не отставай от Аслана, берись за кузнечный молот и клещи.

Тембот, однако, поддался увещеваниям не сразу. Не сразу подействовали на него и насмешливые упреки Аслана, лишавшегося помощника. Немало подивился Астемир, вернувшийся из Нальчика и заставший старшего сына за тесанием жернова. Это показалось объездчику столь любопытным, что и в нем загорелся интерес к забытому делу. Но вот Астемир принял от Баляцо бразды правления. У законного старшины-большевика, как и следовало ожидать, что ни день возникали новые и новые хлопоты: то ему нужно было думать о семенах, то натянуть на колесо шину, то появлялась надобность в каких-то кузнечных поделках, — и вытесанный Темботом жернов так и стоял без дела у крыльца, а народный милиционер Казгирей приспособил его себе под сиденье — нечего становилось молоть…

Таким образом, самые требования жизни лучше слов доказали справедливость суждений деда Баляцо. То же самое сказал и Астемир. Тогда Тембот, уже скучавший без молота в руках, опять пошел за Асланом, и опять послышались звонкие удары молота о наковальню.

На этот раз юный тлепш надолго обосновался в старой кузнице. Не утихало ровное гуденье пламени в горне, по всему жемату несся сладковатый запах древесного угля. И, нужно сказать, от этого становилось как-то веселее всем жерновщикам.

Опять семья по вечерам собиралась за столом, хотя ужин не всегда бывал достаточно сытным, и опять, как некогда Эльдар, хвалился своими успехами новый кан, и больше всех был доволен Баляцо.

— Покажи руки, — обращался он к Темботу.

Тембот протягивал руки, и дед с веселой горделивостью отвечал:

— Если этого не видишь ты, Думасара, то это видит аллах… Гляди и ты, Астемир. По теленку виден вол, по рукам — будущий кузнец. Руки у него кузнечные. Видит аллах, зачем у Лю такой лоб, а у тебя, Тембот, такие руки: Лю — башковитый, а этот руковитый… Я тебе говорю, — дед обращался к Темботу, которого приятно щекотала похвала, — ты не проиграешь на этом деле.

Для пущей убедительности старик пошарил на своем чердаке и стащил в кузню все, что, на его взгляд, могло здесь пригодиться: старый дубовый желоб для воды, старинной ковки меч, несколько вязок ржавых подков, фамильные тамги и даже старинной выделки тяжелую наковальню, годную, несомненно, даже для легендарного Тлепша нартов.