Читаем Чудесное мгновение полностью

На Аральпове был его излюбленный наряд — белая черкеска с позолоченными газырями, соединенными цепочкой; на правом бедре маузер. Трудно сказать, сколько человек он застрелил из своего маузера, — не всегда это делалось явно, но из этого же маузера он запросто стрелял в индюка или в гуся, приглянувшегося ему на дороге во время разъездов, и с еще теплой птицей в руках, с наглой усмешкой на лице спешил в дом какого-нибудь состоятельного человека, у которого наверняка найдется самогон. Покуда перепутанная хозяйка готовила закуску, Залим-Джери, не прерывая беседы с хозяином, мог тут же удушить хозяйскую кошку или застрелить собаку, а в лучшем случае подмешать к собачьему корму самогону, чтобы позабавиться опьяневшим псом. А уходя, пригрозить хозяйке арестом за то, что чесночная приправа к индюшке не пришлась ему по вкусу.

Да, появление Залим-Джери не предвещало ничего доброго!

Гумар собирался начать речь, но тут увидел в толпе Жираслана и опять повел пальцем по ноздре. Наконец, подавляя растерянность и не без труда подбирая слова, старшина заговорил:

— Правоверные!.. Хорошо было бы, если бы каждый из вас жил только плодами своего труда. Тогда бы у меня не болела голова. Но мы не можем сказать, что у нас не болит голова. А кто повинен в этом? Кто внушает нам тревогу за наше добро и заставляет сторожить его, не смыкая глаз? — Гумар сделал паузу. — Кто, не делясь ничем, все хочет прибрать к рукам? — при этих словах пьяный взор обратился туда, где стоял Жираслан. — Может быть, таких людей и нет здесь, — встретив взор Жираслана, смущенно заключил старшина, — а может быть, и есть… кто знает…

Тщедушный старичок в голубом халате и чалме хаджи, что, вероятно, и придавало ему решимость, тот самый, который первым узнал Жираслана, прокричал:

— Легко сказать, что нет таких людей! Кто же в таком случае увел коня у Кундета только в прошлое новолуние?

— Постой, хаджи Осман, — остановил Гумар старика. — Кто разрешил тебе? О том, как нам избавиться от нечистых рук, скажет сам господин пристав. Да перейдут его болезни ко мне! Слушайте умного человека. Будет говорить Аральпов.

Гумар подобострастно оглянулся, а Залим-Джери с плеткою в руке неторопливо сошел по ступенькам. Батоко, гордый своим назначением, обмакнул перо в чернила. И вдруг Залим-Джери с силой ударил по столу писаря набалдашником плетки. Лысый Батоко, приготовившийся записывать речь, вздрогнул и встал, тряся головой. Аральпов выпучил глаза. Бросил плетку на стол. Широкий, чуть ли не от уха до уха, рот под жиденькими усиками язвительно скривился. Аральпов снова схватил плетку и поставил ее, как свечу. Оглядел собравшихся. В первых рядах поежились, переминаясь с ноги на ногу. Залим-Джери начал:

— Земляки!

Голос этого щуплого человека прозвучал громко и резко.

— Селяне! Хотите жить? А? Его высокоблагородие… князь… полковник Клишбиев, — оратор раздельно произнес полный титул начальника округа и продолжал: — поручил мне остричь вас, как стригут баранов. Да-с! Остричь! Заглянуть под все кусты, под которыми сидят конокрады, воры… Да-с! Довольно! Расправиться с ворами, как с политическими бунтовщиками! Слыхали, есть такие? Были. Были и тут. Зольское помните? Так напомню… Итак, правительство требует от вас назвать воров и конокрадов. Мы опустим на них, на всех смутьянов и посягателей на священную собственность… карающий меч империи. Размышлять нечего. Меч опустится и на головы тех, кто попробует скрывать бунтовщиков и конокрадов. Мы хорошо знаем, кто они и откуда. Это дезертиры с фронта или укрывающиеся от мобилизации… Но, может быть, есть и такие, кто думает, что их не касается приказание начальника края? — Оратор опять энергично стукнул набалдашником о стол и остановил взор на Жираслане, вокруг которого за время речи пристава как-то само собою стало просторно.

Однако Жираслан держался спокойно и тоже похлопывал плеткой по своим тугим офицерским сапожкам. В этом поединке первым смутился Аральпов. Как бы ободряя самого себя, он закончил на высокой, визгливой ноте:

— Правильно я говорю? Правильно. Нет силы, способной противостоять карающему мечу империи. Пускай не думают!

Новый удар плеткой, и снова на столе подпрыгивает чернильница, и снова, хлопая глазами, вскакивает из-за стола испуганный Батоко. Он уже не рад, что взялся за это дело.

— Я кончаю. Бесстрашно выходите и говорите. Кто первый? Во всеуслышание. А?

АСТЕМИР И ЭЛЬДАР ПОДАЮТ ГОЛОС

Все безмолвно осматривали свои чувяки или траву под ногами, как будто там и находился ответ на трудный вопрос. Лишь Жираслан глядел прямо в лицо начальнику.

— Так-с… — негодуя, прошептал Аральпов. — Храбры вы, да только не тогда, когда нужно.

— Что же, — смущенно потирал нос Гумар, — нет охотников?

Молчание становилось тягостным.

— Ну-с, не хотят тут — могут прийти в участок, — Аральпову пришлось искать выход из неловкого положения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза