— А куда он заглядывал да с кем язык чесал? — занозисто спросил Масхуд. — Подумать об этом нужно было, когда брал в работники Эльдара.
Эти слова опять развеселили толпу: Муса всегда старался заслонить от посторонних красоту молодой жены, как же не прятать ее от молодца Эльдара!
Тут бас кузнеца Бота вернул всех к главному.
— Погодите! — сказал кузнец Бот. — Молот должен ложиться прямо. У Мусы рука и впрямь не чиста.
— Когда кабардинец говорит «ага», значит, говорят дело. Я скажу «ага», — вспомнил свою излюбленную поговорку дед Баляцо.
Вот тут-то и грянуло. Здесь-то и надо искать начало многих серьезных событий.
Юный силач Эльдар выступил вперед.
— Ищут вора, а вор тут, — задорно и насмешливо сказал батрак Мусы, виновник нежданного обличения. — И не один здесь вор, — дерзко продолжал он, — все жадные, все ненасытные люди — воры. Вот как думаю я. А среди вас, Жираслан, среди князей и уорков, ненасытных обжор немало, и они как раз такие, каким хотят ославить тебя… А настоящей славы джигита никак не добудут.
По толпе прошел ропот, раздались возгласы:
— Пусть отсохнут у меня уши, бойко сказано… А что же это за страна, где все воры? Где же это так?
— У таких князей, как Шарданов, и таких хозяев, как наш Муса! — повторил Эльдар.
До того неожиданно было все это, что старики растерялись. К Аральпову не сразу вернулся дар речи. Ярость душила его, и нелегко было понять, что он говорит.
— Вот оно как… Далеко зашли… Нет, тут… тут… — а что именно «тут», так и не удалось ему выговорить.
На помощь пришел Гумар:
— Видно, у парня живот разболелся, и его понесло.
Но Карающий Меч держался другого мнения и не считал, что дело только в том, что у парня разболелся живот. Чувствуя, должно быть, потребность как-то разрядиться, Аральпов вдруг выхватил маузер. Видел он или не видел, что в тот же миг многие в толпе взялись за кинжалы, трудно сказать. Но, как и все другие, он услышал, что в ответ на его выстрел в воздух в руке Жираслана с силой выстрела хлопнула нагайка.
Бунтовщик и вольнодумец Астемир, который вовремя всей этой сцены невозмутимо стоял перед столом, обратился к Аральпову:
— Ваше благородие! Я и сам приду к тебе в участок, если будет нужно, а сейчас тебе, Залим-Джери, лучше уйти отсюда.
Пристав круто повернулся:
— Да-с, мы еще поговорим.
Щелкнул каблуками и скрылся в дверях. Через минуту по ту сторону дома застучали копыта коня, уносящего пристава со двора.
— Закроете ли вы свои рты-сундуки? Ваши матери еще вздохнут о вас, — пробасил Гумар. — А я уж подумаю и об объездчике и о его племяннике, сыне табунщика, отправленного в Сибирь… Я-то уж подумаю!
— Ты подумай лучше о самом себе, — спокойно сказал ему Жираслан. — Лихое время наступает, если батрак говорит такие речи.
Жираслан ускакал. Но люди еще долго не расходились и шумели до самого вечернего намаза.
КОЙПЛИЖ — КРАСНЫЙ СЫР
Впечатление от не совсем обычного схода, на котором общая ненависть к Аральпову на время объединила простых людей с конокрадом из княжеской фамилии, еще было свежо, как подоспело новое событие: красавица Мариат, жена Мусы, родила ему сына.
Радость родителей была велика. Муса решил щедро и шумно отметить славное событие. Традиционный праздник в честь новорожденного — койплиж чариша — был обставлен со всей пышностью.
Посредине просторного хозяйского двора, окруженного добротными постройками с чисто выбеленными конусообразными трубами очагов, на расстоянии четырех шагов один от другого стояли два столба высотою сажени в три с лишком; с поперечного бруса свисали большой каравай хлеба и круг красного копченого сыра.
К хлебу и сыру были привязаны на суровой нитке куски туалетного мыла, шелковые платки, ленты, редкостный в этих местах флакон (знатоки утверждали, что в нем «красивая пахучая вода, обжигающая, как водка»); далее фигурные пряники, конфеты в обертках поразительной красоты, некоторые даже с бахромой, бублики с маком, крендели, наконец, шкалики русской водки… К брусу со всеми этими волшебными приманками был прикреплен ремень, смазанный маслом и мылом. Любой ловкач имел право, взобравшись по ремню, взять приз, какой пожелает.
Этим и начала развлекаться молодежь, покуда заканчивались приготовления к пиру у длинных столов, а музыканты в ожидании танцев пробовали свои инструменты.
Парни наперебой хватались за скользкий ремень, но никому не удалось подняться к заманчивой цели. То и дело слышался смех: это новый смельчак соскользнул, едва подтянувшись, и смущенно уступает место другому… И опять к ремню тянутся чьи-то руки…
Детишки мал мала меньше — иные еще без штанов — норовили протиснуться к самым столбам.
Маленький Лю впервые видел такой большой, шумный праздник. Холодело от восторга сердечко. Лю не сводил глаз с пестрых конфет, пряников и кренделей, привязанных к хлебному караваю и красному круглому сыру. А лента или бутылка с душистой водой — разве это хуже? О, если бы можно было сразу сорвать все сокровища!.. Как бы доказать, что хотя он и маленький, а заберется туда скорее взрослого, только бы заполучить конец ремня!