Чудесное мгновение

— Повторяй, Нургали, слова клятвы и рукою правдивого и правого человека коснись священной черноты Халиловского корана, — снова послышался в морозном воздухе негромкий голос муллы.

«Сейчас взорвется, — обмирая, думал Тембот. — Или не взорвется? Ведь и нана сказала, что золота у него нет. Он просто смешной».

— Коран послан аллахом, чтобы удержать людей от зла и пороков. Коран не терпит лжи, и тот, кто замыслил прикрыть обман клятвой, совершит самый страшный грех — он немедленно падет мертвым, и душа его, подхваченная дьяволом, обрекается на вечные муки. Знаешь ли ты это?

— Знаю, — глухо промолвил Нургали.

— Не боишься ли ты кары?

— Нет, не боюсь, ибо говорю правду.

— Бисмаллахи! Во имя бога!

— Бисмаллахи! — с дрожью в голосе повторил Нургали.

Ему вдруг стало казаться, что он говорит не так и не то, что требуется.

— Повторяй дальше! — Мулла и окружающие его старцы снова вознесли руки, испрашивая у аллаха для Нургали чистосердечности, дабы мусульманин не погиб лжецом и корыстолюбцем. Ветерок играл страницами корана. Начал падать снежок, снежинки садились на книгу, на чалмы и шапки. — Клянусь ночью, которая темнеет, клянусь днем, который светлеет, клянусь светозарностью аллаха! Подозрения людей в том, что будто бы я, Нургали, привез из-за океана золото и другие богатства, — эти подозрения напрасны! Пусть аллах не оставит мне ничего из того, что скрываю от людей. Пусть океан, отделяющий землю, по которой ходил Магомет, в которой погребен прах его, от земли той страны, где соблазн рассыпан дьяволом, станет еще шире и глубже. Пусть его волны бушуют днем и ночью… никто не должен следовать моей слабости…

«Да, да, — повторяя торжественные слова, думал про себя Нургали, — все это так. Пусть никто не стремится в ту сторону, где гаснут все надежды, а сытость и порок зреют в одной почке, где по крышам домов ходят облака, а в подвалах крысы кусают нищих иммигрантов… О, какой стыд перед людьми!»

А клятва, казалось, не имеет конца.

— Если в моих словах есть хотя бы тень лжи или желание обмануть аллаха, я буду проклят людьми и уподоблюсь собаке, не найду места рядом с могилами мусульман… не станет у меня зрения, слуха и разума, если таю золото хотя бы в просяное зерно величиной.

Холодный пот проступил у Нургали на спине. Он не предвидел такой жестокой, беспощадной требовательности аллаха: в мешочке, с которым Нургали никогда не расставался и носил у себя на груди, на самом деле было зашито несколько золотых монет.

Мулла Саид увидел вдруг ужас в глазах Нургали, который отдернул руку от Халиловского корана, будто от раскаленного железа.

— О-о-о! — вдруг завопил, завыл Нургали.

— Сейчас! — послышались голоса вокруг. — Лопнет! Вот!

— Неотвратима кара аллаха!

— О, кого не разорвет сила аллаха!

— Не уйдешь от его глаз!

— Аллах беспощаден с лжецами. Но где же он спрятал свое золото?

Придя в себя, Нургали опять протянул руку к корану:

— Саид, дай коран! Я коснусь его рукою правдивого человека. Клянусь, нет у меня дома миски молока, меры кукурузы.

— Дай, дай ему опять коран! — раздались голоса сочувствующих, но торжественность ритуала уже была непоправимо нарушена.

В толпе опять нарастал шум, все шло вразброд, и, чувствуя, что было бы ошибкой в этой обстановке возвращаться к прерванному ритуалу, мулла сердито и важно захлопнул книгу, поклонился старикам, толпе и сказал:

— Дальше аллах сам сделает все, что полагает необходимым… Да не иссякнут для нас милости аллаха, правоверные!

МУСА НЕ ТЕРЯЕТСЯ

Нургали шагал по снегу в длиннополом пальто, опять подняв бархатный воротничок под свой по-козьему срезанный подбородок. Мусульмане, несколько разочарованные неопределенностью того, что случилось, расходились по домам, торопясь к непоеному скоту, приговаривали: «Подай и нам, аллах, козьи ноги», что значило — такой же быстроты и легкости, какие свойственны козе.

Визжали мальчишки, забрасывая на бегу друг друга снежками.

Побрели домой и Думасара с Сарымой и Темботом, который был разочарован больше других. Не утешало его даже то, что Астемирова шапка осталась невредимой.

Не растерялся, кажется, один только Муса.

В тот же вечер Муса пришел к Нургали. В это время Нургали как раз заснул беспокойным сном. Что ему оставалось теперь делать? Продать дом, усадьбу и снова идти на поиски удачи? Бывает же так, что настойчивость в конце концов побеждает. Но куда пойдешь теперь, когда все вокруг как бы сдвинулось со своих мест — каждый день приносит беспокойные вести? Повсюду бродят дезертиры с турецкого фронта. В Нальчике и в Прохладной действуют какие-то Советы и обещают делить землю безо всякого выкупа. А во Владикавказе, говорят, казачий атаман собирает казаков, чтобы идти восстанавливать царя. В Нальчик должен прийти с фронта Кабардинский полк. В Петрограде же генералам противостоит уже не адвокат Керенский, а большевик Ленин… Что за большевик, что за Советы?