— Ай, слышите, правоверные, как он разговаривает с мусульманином? И верно, что за океаном совесть оставил.
— Долой с глаз моих!
А ловкач и без того уже за дверью.
Неприятные случайности, однако, не затмевали лучей первого счастья, и это ощущение удачи теперь преобладало в душе Нургали… Так нужно же было, чтобы и тут беда перебежала дорогу!
Одним из частых посетителей харчевни Нургали стал земляк Масхуд Требуха в Желудке. Ведь Масхуд имел всегда дело с торговцами скотом и при удачной сделке позволял себе иногда роскошь — посидеть и посудачить с людьми в харчевне у земляка. В этом, конечно, не было ничего удивительного. Нургали был удивлен другим: с некоторых пор в харчевне стала появляться знахарка Чача, неизменно подсаживалась к Требухе в Желудке, и они о чем-то подолгу шептались. Масхуд явно смущался, а Чача старалась его в чем-то убедить.
Что за сказки? В чем дело?
За эти годы старуха совсем высохла, но взгляд ее, если уж она кого-нибудь удостаивала вниманием, по-прежнему как бы обжигал из-под платка, а привычка бормотать сменилась каким-то беспрерывным пришептыванием. Казалось, будто старуха хочет что-то сообщить по секрету, только ее теперь никто не слушал. Вот разве один Масхуд склонял к ней ухо. Бормоча что-то, Чача, ни с кем не здороваясь, подсаживалась к Масхуду, и сразу ее шепот становился таинственным. Она опять в чем-то убеждала Масхуда, а тот опять краснел от смущения, глупо улыбался и всем своим видом говорил: «Ну, ну, я-то уж не такой дурак, за которого ты, Чача, меня принимаешь!»
Нургали очень любопытно было узнать, о чем они шепчутся. Не подозревал он, что в харчевне, принадлежащей Мусе, Чача уговаривает жилистого Масхуда решиться на сладкое свидание не с кем иным, как с красоткой Мариат, по которой он уже давно тайно вздыхал…
Что необъяснимо людям, доступно творению аллаха. Ой, алла! Кто же не помнит торжества койплижа — праздника, состоявшегося во дворе богатея Мусы по поводу рождения сына. То был третий ребенок и второй сын своего отца, но, как и дочь, как и первый сын Мусы и красотки Мариат, этот тоже умер, несмотря на то, что нарекли его Омаром, то есть Властелином… Четвертого ребенка Мариат ждала тщетно, вернее — она имела причины не верить больше в могущество своего мужа, но, как несчастная Узиза, судьбу которой помнили все женщины аула, она не решалась сказать правду своему излишне самоуверенному мужу и доверила тайну только Чаче. А Чача приложила тут всю силу своих убеждений и уже почти склонила женщину к самому верному и прямому решению задачи. Нужно было только найти удальца, который отвечал бы двум основным условиям — отличался энергией и скромностью. Выбор был нелегкий, но в конце концов он пал на Масхуда Требуху в Желудке. Невероятно? Нисколько. Самая глуповатость Масхуда служила на пользу дела. Кто поверил бы дураку, если бы он стал хвалиться своим успехом у красивой женщины? Так рассудила хитрая старуха и взялась за сводничество. Удача сопутствовала ей. Но в этом случае наглядно проявилась справедливость древнего изречения, что нередко удача одного зиждется на несчастье другого.
Увлеченный таинственным перешептыванием Масхуда и Чачи, Нургали не заметил, как его знаменитое пальто, висевшее над очагом, оборвалось с гвоздя и вспыхнуло — начался пожар.
Пламя уже лизнуло деревянную лавку.
Посетители бросились вон из харчевни.
На базаре видели, как вдруг из дверей вслед за людьми повалил густой дым и показалась козлоподобная фигура Нургали в фартуке из мешковины.
Он кричал:
— Пожар! Пожар! Масхуд, зачем убегаешь? Помоги мне!
Вот уж, действительно, несчастливым седлом оседлал Нургали своего коня! Коли нет счастья у человека, то собака достанет его и на верблюде…
— Люди, не дайте сгореть добру! Помогите! — вопил несчастный.
Скликал людей и перепуганный Масхуд. Чача, тряся головой, держалась в стороне.
Люди сбежались, да не было воды.
Пламя выбилось наружу. Кто-то влез на крышу и разбрасывал горящие жерди. Пока подоспела вода, крыша рухнула, взметнулся сноп искр. Изнутри слышалось испуганное блеяние барашка, которого незадачливый хозяин только собирался заколоть. Услыша блеяние барашка, Нургали вспомнил о нем и бросился обратно в огонь.
— Куда ты, безумный?
Но Нургали уже скрылся в дыму и затем вновь показался на пороге, барашек с осмоленной шерстью был у чего в руках. Нургали причитал:
— Пальто… сгорело мое пальто…
— Ай-ай-ай! — сочувствовали вокруг.
Неукротимые златолюбцы, все еще верившие, что в просторном пальто харчевника было зашито золото, бросились в догорающую мазанку. Но, кроме чугунного котла и обгоревших глиняных мисок, ничего не оставалось на пепелище.
Роясь в золе, Нургали наткнулся на остатки спекшейся кукурузной муки.
— Хакурт получился, — кто-то не постеснялся пошутить и тут.
Нургали было не до шуток. Все кончилось…
Только для Мусы и Масхуда, руководимого Чачей, не кончились страсти этого дня.
Именно Чача и Масхуд стали в доме Мусы первыми вестниками несчастья.
— О аллах! Что вы говорите! — воскликнул Муса, услышав сообщение, что на базаре в городе сгорела харчевня Нургали. — О моя харчевня!..